Рози хотела встретить его здесь, но вдруг вскочила со стула, распахнула дверцу шкафа и, выхватив свитер, торопливо зашагала по коридору к лестнице, одеваясь на ходу. Когда она подошла к лестнице и обнаружила, что он уже дошел до первой площадки, увидела, как он поднял голову, чтобы взглянуть на нее, ей вдруг подумалось, что она достигла идеального возраста; слишком стара, чтобы кокетничать ради пустого кокетства, и достаточно молода, чтобы верить в то, что некоторые надежды – те, которые по-настоящему важны, – могут сбываться, несмотря ни на что.
– Привет, – сказала она, глядя на него сверху вниз со своего места. – Ты вовремя.
– Ну конечно, – откликнулся он, глядя на нее снизу вверх. В его голосе слышалось легкое удивление. – Я никогда не опаздываю. Меня так воспитали. Я сказал бы даже, что пунктуальность у меня в генах. – Он протянул ей руку в перчатке, как галантный кавалер в историческом фильме. – Ты готова?
Гм. Она пока что не знала, как ответить на его вопрос, поэтому просто встретила его на полпути, подала руку и позволила свести себя вниз по лестнице и на улицу, на яркий солнечный свет первой субботы июня. Он остановил ее на тротуаре рядом с мотоциклом, окинул с головы до ног критическим взглядом и с сомнением покачал головой:
– Нет-нет, свитер никуда не годится. К счастью, бойскаутская подготовка меня еще ни разу не подводила.
С обеих сторон к багажнику «харлей-дэвидсона» были привязаны два рюкзака. Он развязал один и извлек кожаную куртку – такую же, как и его собственная, две пары карманов со змейками на груди и по бокам, но больше никаких украшений или излишеств. Ни заклепок, ни эполет, ни цепочек или металлических молний. Она оказалась чуть больше той, которая была на Билле. Рози посмотрела на куртку, плоско висящую, в его руках, встревоженная очевидным вопросом. Он увидел ее взгляд, правильно истолковал его и отрицательно покачал головой:
– Это отцовская куртка. Он учил меня кататься на старом индейском томагавке, который выменял на обеденный стол и набор мебели для спальни. Отец рассказывал, что в год своего совершеннолетия объездил на том мотоцикле всю Америку. Старый дракон заводился ножным стартером, и если ты забывал переключиться на нейтральную, мотоцикл выпрыгивал из-под тебя.
– И что случилось потом? Он разбил его? – Рози слегка улыбнулась. – Или ты его разбил?
– Ни то, ни другое. Он умер от старости. С тех пор в семействе Штайнеров прижились харлей-дэвидсоновские потомки. Это модель «херитидж», тридцать пять кубиков. – Он нежно провел рукой по металлической конструкции. – Отец не катается лет пять уже, если не больше.
– Надоело?
Билл покачал головой:
– Нет, у него глаукома.
Она набросила на плечи куртку и подумала, что отец Билла, должно быть, дюйма на три ниже и фунтов на сорок легче своего сына, однако куртка, тем не менее, смотрелась на ней довольно смешно, свисая едва ли не до колен. Впрочем, в ней было тепло, и Рози застегнула ее до самого подбородка со странноватым чувственным удовольствием.
– Ты прекрасно в ней выглядишь, – заметил он. – Немножко забавно, как девочка, примеряющая наряды своей матери, но все равно здорово. Честно.
Она решила, что теперь способна произнести те слова, которые не решилась сказать, когда они с Биллом сидели на скамейке и ели сосиски с кислой капустой; неожиданно ей показалось необходимым, чтобы он услышал их.
– Билл?
Он посмотрел на нее с едва заметной улыбкой, хотя взгляд его оставался серьезным.
– Да?
– Не обижай меня.
Он задумался над услышанным – улыбка по-прежнему не сходила с лица, а глаза продолжали смотреть серьезно – и потом покачал головой:
– Нет. Я тебя не обижу.
– Обещаешь?
– Да, обещаю. Давай, прыгай в седло. Ты когда-нибудь раньше каталась на железном пони?
Она покачала головой.
– Тогда слушай. Вот эти маленькие колышки – для ног. – Он склонился над багажником мотоцикла, а когда выпрямился, держал в руках шлем. Она без малейшего удивления отметила про себя красновато-пурпурный цвет.
– Держи ведерко для мозгов.
Рози водрузила шлем на голову, наклонилась, торжественно посмотрела в зеркало на руле мотоцикла и громко расхохоталась.
– Я похожа на футболиста!
– Причем самого красивого в команде, – добавил он, беря ее за плечи и поворачивая к себе. – Ремешок застегивается на шее. Погоди, я помогу тебе.
Его лицо находилось на расстоянии поцелуя, и она почувствовала слабое головокружение, понимая, что, если он захочет поцеловать ее прямо сейчас и здесь, на залитом солнцем тротуаре, где прогуливаются люди, направляясь по утренним субботним делам, она не станет противиться. Затем он отступил на шаг.