Апокалипсис Томаса

Страх ледяной струйкой заскользил по спине. Разум, изумленный увиденным, казалось, не мог связать двух мыслей.

Они появились на следующем подъеме, направляясь к гребню очередного холма. С такого расстояния они могли показаться миражом, если не растаять в воздухе, то раствориться среди высокой травы.

Хотя я не видел их достаточно близко, чтобы с уверенностью говорить об их внешности, у меня сложились определенные впечатления, на которые я мог опираться. Длинные плоские головы переходили в тупорылые, мясистые морды. Руки я видел, кисти — нет. Они шли, выпрямившись, даже бежали, но я не мог отнести их к животным, которые способны бегать менее чем на четырех лапах. Только приматы могут стоять на задних конечностях: люди, гориллы, гиббоны, мартышки… Эти существа не относились к приматам. Мне также показалось, что я видел короткие, заостренные клыки, темнеющие на фоне бледных лиц, клыки, которые могут ранить и рвать. Они заставили меня подумать о диких кабанах. Кабаны, хряки, свиньи, их тела грубо отлиты в приматовские формы, морды перекошены от злобы. Деформированные и горбатые индивидуумы не воспринимаются как изгои, потому что все члены этого племени, с дефектами или без оных, уроды.

Они не появились на дальнем холме, словно дематериализовались, как принято у духов. Но я мог поклясться, что они не призраки, не плод моего воображения. Родились они в Роузленде или прибыли сюда погостить через некий портал между мирами, об этом я не имел ни малейшего представления. Понимал только одно — встречи с ними надо избегать любым способом. Они, похоже, пребывали в непрерывном движении, подобно акулам, постоянно кормились, наверное, могли учуять кровь, даже когда она еще циркулировала в венах их добычи.

Глава 19

Я решил, что с посещением мавзолея можно повременить. Спустился по склону, пересек дубовую рощу — на земле так и не появилось ни одного листочка, потом длинную лужайку, на которой застыл свинцовый Энцелад, все еще не раздавленный богами.

Если мне предстояло умереть в этот день, а все к этому шло, в спальне у меня осталась одна вещь, которую я хотел бы унести с собой в смерть.

В эвкалиптовой роще я торопливо прошел по вымощенной каменными плитами дорожке и оказался перед дверью башни в тот самый момент, когда Ной Волфлоу выходил из нее. Не могу сказать, кто из нас выглядел более встревоженным, но только он держал в руках помповик.

В обычные времена, если такие выпадали в Роузленде, Волфлоу — гора Везувий в состоянии покоя, невозмутимый, как гранитный пик, упирающийся вершиной в облака. Но вы чувствуете его мощь, вулканическую и всегда кипящую энергию, которая превратила его в такого успешного и богатого человека.

Высокий, ширококостный, с литыми мышцами, напоминающими броню, он производил впечатление даже без короткоствольного, с пистолетной рукояткой, помповика двенадцатого калибра. Решительное лицо, серые глаза, глубоко посаженные в идеальных эллиптических глазницах, прямой нос, крепкий, раздвоенный подбородок, к которому сбегали челюстные кости. Грива густых черных волос, которой позавидовали бы и жеребец, и лев. Только рот, с полными губами, размером вроде бы меньше, чем следовало, наводил на мысль, что внутри этого сильного человека мог прятаться слабый.

— Томас! — воскликнул он, увидев меня.

Он обращался ко мне так не потому, что демонстративно отказывался величать меня мистером. Просто находил мое имя таким необычным, что чувствовал бы себя не в своей тарелке, если бы пришлось его произносить. В день нашей встречи он сообщил мне, что будет использовать мою фамилию как имя, потому что «когда я произношу „Одд“, у меня возникает ощущение, будто я на тебя плюю». Мне не показалось, что Волфлоу настолько щепетильный человек, чтобы смущаться из-за моего имени, но, возможно, он решил показать себя предельно галантным и вежливым, находясь в компании Аннамарии, которая очаровывала всех, кто встречался ей на пути.

Помповик в руках Волфлоу обеспокоил меня ничуть не меньше, чем встреча с двуногими свиньями, но он не угрожал мне помповиком, хотя у меня и возникло ощущение, что будет. Вместо этого он спросил:

— Каким образом она это делает? И зачем она это делает? Я всегда говорю с ней с ясными намерениями, и она всегда отвечает очень вежливо, а в итоге я оказываюсь в полном недоумении, то ли забыв, то ли отказавшись от моих намерений.