— В тебе что-то есть от герпесной язвы.
— Так скажите мне, где ваш Роузленд, и я от вас отстану.
— Ладно, ладно, ладно. Хорошо. Эта женщина, с которой я жил какое-то время, она не переставала приставать ко мне, совсем как ты. Но я все-таки сообразил, как положить этому конец.
Страшась ответа, я спросил:
— И как вы положили этому конец?
— Делал то, о чем просила эта безумная сука. Только так удавалось заставить ее заткнуться.
— Так где ваш Роузленд?
— Может, в будущем.
— Может?
— Есть такая версия.
— Так вы иногда думали об этом.
— Но меня это совершенно не волнует.
— Зато волнует меня.
— Что есть, то есть. И не важно, почему.
— Вы не только мыслитель, вы еще и философ.
Он зарычал от отвращения.
— Хоть бы появились эти сучьи поркеры, чтобы я мог их застрелить.
— В будущем, значит? Сэр, вы хотите сказать, что у вас есть машина времени?
Он сказал мне, что не нужна ему никакая гребаная машина времени. Потом добавил: «Это просто происходит. Но только в Роузленде. Нигде больше. Иногда я поднимаю голову, и небо синее на минуту, в другие разы — на несколько часов, и мир совсем не то дерьмо, каким он был всю мою жизнь. Я здесь, в мире, который не дерьмо, а не там».
— Вы просто поднимаете голову, и это происходит?
— Или поворачиваюсь. А потом синева уходит, небо желтое, как кошачий понос, и везде опять полная жопа. Словно что-то иногда вытаскивает меня сюда, а потом выталкивает обратно, откуда я пришел. Вероятно, то же самое происходит и с поркерами. Что-то вытаскивает их сюда, а потом выталкивает обратно.
— Тесла не мог построить машину ради этого.
— Какую машину?
— Вытаскивание и выталкивание, скорее всего, побочный эффект. Поркеры в вашем времени… они только в Роузленде?
— Черт, нет. Они везде. Хуже тараканов.
— Почему ваше небо желтое?
— Почему твое синее?
— Оно должно быть синим.
— Только не там, откуда я пришел.
Пока мы шли, он скинул лямку карабина с плеча и взял его на изготовку.
— Что-то не так? — я достал из кобуры пистолет.
— Пока ничего. Расслабься.
Через какое-то время я нарушил затянувшуюся паузу:
— Если небо желтое и в вашем будущем полно поркеров-уродов, место это довольно-таки враждебное.
— Ты думаешь?
— Что-то, похоже, случилось, между теперь и тогда.
— Все время что-то случается.
— Но что так изменило будущее?
— Кто знает, может, война.
— Атомная война?
— В нескольких использовались атомные бомбы.
— Несколько атомных войн?
— Маленьких.
— Как может атомная война быть маленькой?
— А еще — био. Может, это похуже атомной.
— Бактериологическое оружие?
— И то, что они называют наночервями.
— Что такое наночерви?
— Я не ходил в сучий колледж, знаешь ли. И не общался со сладкозадыми техногиками. Чем бы ни были эти наночерви, в результате они съели этих сучьих козлов.
— Съели их?
— После того, как съели многое другое.
Я обдумал его слова.
— И эти профессора, — добавил он.
— Какие профессора?
— Сукины дети, проводившие эксперименты.
— Какие эксперименты?
— Со свиньями.
— Атомные бомбы, вирусы, наночерви, свиньи, — подытожил я.
— Летучие мыши-вампиры. Никто не знает, откуда они взялись. Некоторые говорят, что китайцы создали их как новое оружие. А может, какой-то рехнувшийся миллиардер в Небраске. Да еще этот большой государственный проект по солнечной энергии.
— Какой государственный проект по солнечной энергии?
— Эта установка взорвалась в космосе.
— Какое это имеет значение, если взрыв произошел в космосе?
— Потому что она была очень большая.
— И насколько большой она могла быть?
— Действительно большая.
С минуту мы шли молча, а потом Кенни спросил:
— Теперь, когда ты все узнал, тебе полегчало?
— Нет, — признался я.
Когда он выглядел самодовольным, один кривой зуб нависал над нижней губой.
— Раз уж все это в твоей голове, что ты собираешься делать?
— Напьюсь до беспамятства.
— Это наилучший вариант, — кивнул Кенни.
Мы прибыли к мини-пикапу с севшим аккумулятором. В лощине под нами двадцать ворон пировали на теле убитого поркера.
Я взял с переднего пассажирского сиденья наволочку с ножовкой.