99  

В отличие от меня Тимоти составил план. Обдумывал ситуацию долго и тщательно. Он хотел пробраться в хроноскаф, но попасть не в ночь своего убийства, а в 1915 год, до своего зачатия. Надеялся, что он перестанет существовать, попав в то время, когда его еще не было.

За долгие годы, когда волна отчаяния захлестывала его с головой, он подумывал о самоубийстве, но все-таки не пошел на такое, не верил, что отец позволит ему так легко уйти. Если Константин когда-то и любил своего сына, то многие десятилетия уже совсем не любил. Но старший Клойс ревностно относился к своему богатству, своим вещам, своим игрушкам и не допустил бы, чтобы у него что-то да забрали. Мальчика он, несомненно, полагал своей собственностью и наверняка попытался бы вновь вернуть Тимоти к жизни, возвратившись в момент, предшествующий самоубийству, и привезя в настоящее еще живого Тимоти. А потом они держали бы мальчика в ежовых рукавицах, усугубляя его и без того невыносимую жизнь.

Насчет этого у меня никаких сомнений не возникало. Но я не знал, что произойдет, если Тимоти перенесется во время, предшествующее его зачатию. Парадокс, который он представлял собой теперь, мог стать куда более сложным, если бы ему удалось осуществить свой план.

Кроме того, если судьба уготовила ему смерть в девять лет, в 1925 году, а жизнь вечным ребенком он полагал невыносимой, меня тревожило, что я помогу ему совершить самоубийство, воспользовавшись хроноскафом. Как знать, может, это тянуло на пассивное убийство. Я хотел дать ему надежду, свобода, по моему разумению, несла с собой надежду, а не смерть.

Думая на ходу, пока мы спускались по служебной лестнице, я решил, что перед тем, как подняться на третий этаж гостевой башни, мы должны заглянуть на второй. Аннамария, конечно, не уступала загадочностью ни одному персонажу, встреченному Алисой по другую сторону зеркала, но я знал, что в общении с Тимоти она покажет себя более мудрой, чем я, учитывая, что преодолеть планку стандарта мудрости Одда Томаса ей труда не составит.

Мы достигли первого этажа — при этом в нас не выстрелили и не плюнули, — и я решил продолжить спуск, хотя поисковики еще могли находиться внизу. Цель разведки — раскрыть, что впереди, а опасность разведки — лежащее впереди раскроет тебя раньше, чем ты — его.

Спускаясь вниз, я пару раз оглянулся, чтобы убедиться, что мальчик держится рядом. Во второй раз впервые на моей памяти он мне улыбнулся, показывая этим, что ценит мою заботу о нем. Ему могло перевалить за девяносто пять, но внешне он оставался мальчиком и таким ранимым, что его улыбка могла растопить сердце.

Но на тот момент я знал, что, скорее всего, не оправдаю его надежд.

Его доверчивая улыбка несла в себе глубокий смысл, какой в полицейских фильмах несет разговор напарников, в котором меньшая звезда говорит большей звезде, что собирается попросить вторую по значимости женскую персону выйти за него замуж. Еще через три эпизода он погибает, и у большей звезды есть мотив остаться живым и невредимым под свинцовым дождем, убить двадцать гангстеров, а потом пролить скупую мужскую слезу там, где его никто не увидит и не назовет маменькиным сынком.

Огромное большинство фильмов не копируют жизнь, потому что жизнь избегает штампов, а именно они приносят деньги. Но иногда жизнь копирует фильмы, обычно круша все и вся, но без компенсации в виде попкорна.

Спустившись вниз, мы обнаружили, что дверь в подвальный коридор открыта. Я остановился на последней ступеньке, прислушиваясь.

Здесь никого, кроме нас, цыплят[35]. Я до конца не понимаю эту поговорку. Цыплята не говорят, но, даже если бы и умели говорить, кому они могли такое сказать?

В воздухе чувствовался легкий запах озона, как было и последние два часа. Но больше я ничего унюхать не мог и совершенно ничего не слышал.

Знаком я предложил Тимоти оставаться на месте, тогда как сам прошел в коридор.

На противоположной стороне все двери распахнули или приоткрыли, словно поисковики слишком торопились, чтобы закрыть их за собой. По мою правую руку подвал пустовал до винного погреба.

Слева, рядом со мной, находилась полностью распахнутая дверь во временный дом для рабочих, который связывал особняк настоящего с еще не окультуренной территорией 1921 года. Я видел кульманы, письменные столы, старые деревянные бюро.

Если бы поисковики продолжали обыскивать подвал, я бы услышал хоть какой-то шум. Такая мертвая тишина однозначно говорила о том, что они нашли Викторию, освободили ее и вернулись наверх, чтобы отыскать и прикончить одного невежественного клокера, который не знал своего места в заведенном порядке вещей.

  99  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×