CITY

6. Интеллектуальная честность — это противоречие в определении.

Или, во всяком случае — неподъемный, возможно, нечеловеческий груз, который никто на практике не сможет на себя взвалить, ограничиваясь в лучшем случае приданием всему известного стиля, известного достоинства, скажем так — хорошего вкуса, да, точным определением будет именно «хороший вкус», в конце концов, тебе захочется спасти тех, кто по крайней мере делает все со вкусом, с известной сдержанностью, тех, кто не гордится тем, что пребывает в дерьме, или не так сильно, не так чертовски, не так бессовестно, не так нагло гордится. Боже, как меня тошнит.

— Что-то не так, профессор?

— Я спрашиваю себя…

— Скажите что, профессор.

— Скажите точно, что вы мыли?

— Прицеп.

— Я имею в виду: скажите точно, какова роль этого желтого предмета в вашей экосистеме?

— В настоящее время роль этого желтого предмета в нашей экосистеме состоит в ожидании машины.

— Машины?

— Прицепы никуда не ездят сами, без машины.

— Это правда.

— А у вас есть машина, профессор?

— Была.

— Как жаль.

— Точнее, у моего брата была.

— И такое случается.

— В смысле иметь брата?

— И брата тоже.

— Да, со мной такое случалось целых три раза. А с вами?

— Нет, никогда.

— Увы-увы.

— Почему?

— Передайте губку, если вам не трудно.

Они разговаривали. Профессору это нравилось.

Однажды Гульд, Дизель и Пумеранг смылись на футбольный матч неподалеку.

Остались профессор Мондриан Килрой и Шатци. Они тщательно все вымыли, потом сели на ступеньки парадной и принялись разглядывать прицеп.

Они много чего сказали друг другу.

В какой— то момент профессор Мондриан Килрой признался: странно, но этого мальчишки мне чертовски не хватает. То есть он хотел сказать, что ему чертовски не хватает Гульда. Тогда Шатци ответила, что если профессор согласен, то они могут взять его с собой, прицеп крошечный, но как-нибудь выкрутимся. Профессор Мондриан Килрой обернулся, чтобы посмотреть на него, затем спросил, правда ли, что они хотят поехать в Коверни на машине с прицепом и вчетвером. На что Шатци спросила:

— В Коверни?

— В Коверни.

— При чем тут Коверни?

— Как это при чем?

— Профессор, мы о чем сейчас говорим?

— О Гульде.

— Тогда при чем тут Коверни?

— Это ведь университет Гульда, так? Новый университет Гульда. Настоящая морозилка, замечу в скобках.

— Они спросили, хочет ли он ехать в Коверни, они только спросили его.

— Они спросили, и он поедет.

— Насколько мне известно, он ничего об этом не знает.

— Насколько мне известно, он все прекрасно знает.

— С каких это пор?

— Он сам сказал мне. Он решил поехать туда. В начале сентября.

— Когда он сказал вам об этом?

Профессор Мондриан Килрой поразмыслил.

— Не знаю. Несколько недель назад, что-то вроде. У меня плохо с чувством времени. А у вас по-другому?

— …

— Шатци…

— …

— Вы всегда знаете, когда что произошло? -…

— Я полюбопытствовал, вот и все.

— Гульд действительно сказал, что едет в Коверни?

— Да, я совершенно уверен, он сказал это и ректору Болдеру, тот хочет устроить прощальную вечеринку или что-то вроде, а Гульду затея не по душе, он говорит, что это будет…

— Какая еще, на хрен, прощальная вечеринка?

— Это идея ректора Болдера, пока ничего больше, ректор кажется жестким и сухим, но у него золотое сердце, я сказал бы, что…

— Да у вас что, размягчение мозгов?

— … я сказал бы, что…

— Бог ты мой, мальчику пятнадцать лет, профессор, Коверни — место для взрослых, в пятнадцать лет нельзя быть взрослым, только в двадцать, в двадцать человек уже взрослый, и если он хочет послать свою жизнь коту под хвост, он может рассмотреть интересную возможность заживо похоронить себя в…

— Шатци, я хотел бы напомнить, что этот мальчик — гений, а не…

— Какой еще, на хрен, гений? кто знает, что такое гений? как это вы умудрились посоветоваться и решить, что этот мальчик — гений, мальчик, который не видел ничего, кроме ваших хреновых аудиторий и дороги к ним, гений, который мочится в постель и боится, если его спрашивают, сколько сейчас времени, который годами не видел свою мать и говорит с отцом по телефону каждую пятницу, и не подойдет к девушке, даже если упрашивать его по-арабски, сколько это будет очков, по-вашему? Представьте, что есть специальная шкала гениальности и мы считаем очки, жаль, что он не заикается, а то был бы совсем непобедим…