Брат Томас

— Значит, «полон черноты» означает, что ты болел. Тяжело болел. Этот человек, который сказал, что тебе нужно дать умереть… он был врачом?

— Он был Кого-не-было. Вот кем он был. И нам все равно.

Я наблюдал, как все новые и новые линии появляются от прикосновений к бумаге карандаша, зажатого в широкой руке с короткими пальцами.

— Джейкоб, ты помнишь лицо Кого-не-было?

— Давным-давно, — он покачал головой. — Давным-давно.

Катаракты падающего снега залепили хрусталик окна.

В дверях Романович постучал пальцем по циферблату наручных часов, вскинул брови.

Времени у нас оставалось все меньше, но я не мог найти лучшего места, где его провести. Ведь сюда посредством Юстины меня направили с Той стороны.

Интуиция подсказала мне вопрос, который сразу показался мне чрезвычайно важным.

— Джейкоб, ты знаешь мое имя, мое полное имя?

— Одд Томас.

— Да. Моя фамилия Томас. А ты знаешь свою фамилию?

— Ее фамилия.

— Совершенно верно. Такая же фамилия и у твоей матери.

— Дженнифер.

— Это имя, как Джейкоб.

Карандаш перестал двигаться, словно воспоминания о матери полностью заполнили его разум и сердце и рисовать он больше просто не мог.

— Дженни. Дженни Кальвино.

— Значит, ты — Джейкоб Кальвино.

— Джейкоб Кальвино, — подтвердил он.

Интуиция подсказывала, что имя это должно открыть что-то важное, но для меня оно ровным счетом ничего не значило.

Вновь карандаш двинулся по бумаге, корабль, с которого развеяли пепел Дженни Кальвино, все более явственно проступал из белизны.

Как во время моего первого визита, второй альбом лежал на столе закрытым. С новыми вопросами как-то не получалось, и альбом этот так и приковывал мое внимание.

Если бы я раскрыл его без разрешения, Джейкоб мог воспринять мое любопытство как посягательство на его секреты. Обиженный, он бы опять замкнулся, полностью отгородился бы от меня.

С другой стороны, если бы я попросил разрешения заглянуть в альбом и получил отказ, то никогда бы не узнал, какие там рисунки.

Фамилия Джейкоба ничего мне не открыла, пусть я на это и надеялся, но у меня не возникло и мысли, что интуиция может меня подвести. Второй альбом прямо-таки увеличивался в размерах, словно его приподняло со стола и он приближался к моим глазам. Меня к нему так и тянуло.

Я пододвинул альбом к себе. Джейкоб то ли этого не заметил, то ли его это не трогало.

Открыв обложку, я увидел рисунок окна, единственного окна этой комнаты. К стеклу прижимался калейдоскоп костей, который Джейкоб зарисовал в мельчайших деталях.

Почувствовав, что я нашел что-то тревожное, Романович шагнул в комнату.

Я поднял одну руку, останавливая его. Потом поднял альбом, чтобы показать ему рисунок.

Перевернув страницу, обнаружил то же окно и то же чудовище, правда, калейдоскопическая картинка отличалась от первой.

Третий рисунок изображал фигуру в рясе и капюшоне, с ожерельем из человеческих зубов и костей: Смерть, какой я увидел ее на колокольне. С бледными руками и без лица.

И когда я уже собрался показать этот рисунок Романовичу, в комнату зашли три бодэча. Я закрыл альбом.

Глава 43

То ли не заинтересованные во мне, то ли притворяющиеся, что я их не интересую, три темных создания сгрудились вокруг Джейкоба.

На их руках нет пальцев, они такие же бесформенные, как лица и фигуры. Однако возникало ощущение, что это не руки, а лапы, пожалуй, перепончатые лапы, словно у земноводных.

Джейкоб работал, не замечая незваных гостей, они же, казалось, гладили его по щекам. Дрожа от возбуждения, ощупывали шею, массивные плечи.

Бодэчи вроде бы воспринимают этот мир если не всеми нашими пятью чувствами, то отдельными из них и, наверное, какими-то свойственными только им, но они не могут влиять на происходящее здесь. Даже если стая из сотни бодэчей пробежит мимо, они не издадут ни звука, не вызовут ни малейшего ветерка.

Они, похоже, балдели от излучения, которое шло от Джейкоба, но оставалось невидимым для меня, может, от излучения его жизненной силы, зная, что скоро излучать ее он перестанет. А когда придет час насилия, жуткого кошмара (приближение этого часа и привело их сюда), вот тогда они смогут попировать вволю, впитывая в себя человеческие страдания.

Ранее у меня были причины подозревать, что они, возможно, не призраки. Я иногда задаюсь вопросом, а вдруг они — путешественники во времени, которые возвращаются в прошлое не физически, а виртуально.