Талисман

Гарднер провел рукой перед глазами Джека. В пальцах был зажат серебряный доллар.

— Это сувенир, подаренный мне «на удачу» тетей Элен.

— Что это в Территориях?

— Коробка «воздушной кукурузы».

Гарднер щелкнул зажигалкой.

— Даю тебе последнюю возможность, парень.

— Он превращается в плеер и играет «Безумные ритмы».

— Дайте мне его правую руку! — приказал Гарднер.

Джек сопротивлялся, но они одолели его.

В загончике волновались индюки.

Джордж Ирвинсон пять минут простоял у двери, не решаясь открыть ее. Скребущий звук больше не повторялся.

— Я докажу тебе, что нечего бояться, — раздраженно сказал он. — Если веришь в Бога, то бояться нечего.

Произнося последние слова, он открыл дверь. На пороге стояло кошмарное существо; глаза его горели багровым огнем. Джордж заметил мохнатую лапу, украшенную шестидюймовыми когтями. Через секунду лапа оторвала голову Джорджа Ирвинсона и метнула ее через комнату, разбрызгивая кровь, под идиотское хихиканье Донни Кигана.

Волк ворвался в кухню, стоя на четырех лапах. Он смерил Донни Кигана тяжелым взглядом и помчался в холл.

«Волк! Волк! Отныне и навеки!»

В голове Джека звучал голос его приятеля. Он проникал сквозь боль, подобно острому ножу.

Джек подумал: «Волк путешествует с луной». Эта мысль доставила ему странное удовольствие.

Гарднер оглянулся; глаза его округлились. Он сам в этот момент напоминал зверя — зверя, почуявшего опасность.

— Преподобный отец? — спросил Сонни. Он соображал гораздо медленнее.

«Он любуется собой, — подумал Джек. — Если я начну говорить, Сонни будет разочарован».

— Я что-то слышу, — сказал Гарднер. — Кейси, пойди и проверь кухню и холл.

— Хорошо, — Кейси вышел.

Гарднер перевел взгляд на Джека.

— Я собираюсь ехать в Манси, — повторил он, — и когда я встречу мистера Моргана, то хотел бы дать ему некоторую информацию. Так что лучше скажи мне, Джек. Не заставляй причинять тебе лишнюю боль.

Джек посмотрел на него, в душе надеясь, что паника и страх не проявляются на лице. Если Волк все-таки выбрался из карцера…

Гарднер держал о одной руке медиатор Смотрителя, в другой — значок капитана Фаррена.

— Так как же они выглядят в Территориях?

— Когда я перемещаюсь, они превращаются в черепаховые ножки, — истерически засмеялся Джек ему в лицо.

Кровь ударила Гарднеру в голову.

— Свяжите его и бросьте на пол. Посмотрим, что произойдет, если мы поджарим его ножки!..

Гек Баст проводил покаяние. Все, что скажут эти оболтусы, он знал наперед. Я украл у матери деньги, я курил марихуану во дворе, я пил виски, я сделал это, я сделал то. Детские шалости. Ничего интересного. Гек хотел спуститься вниз, чтобы участвовать в обработке олуха Сойера.

А потом они приступят к недоумку, искалечившему его правую руку. Вот это будет настоящее удовольствие.

Мальчик по имени Вернон Скарда бубнил себе под нос:

— …Я и он, мы увидели ключи. И он велел мне украсть это. Но я знал, что это плохо, и я сказал ему это. Но он настаивал.

«Великий Боже», — думал Гек. На противоположном конце комнаты он увидел подавляющего зевок Пибоди.

Внезапно распахнулась дверь. Стена вздрогнула, и мальчик по имени Том Кэссиди упал на пол. Остальные мальчики повскакивали со стульев… множество пар испуганных глаз уставилось на ворвавшегося в комнату Волка.

Вернон Скарда умолк, часто моргая глазами.

Волк обвел взглядом собравшихся. У двери стоял Педерсен. Волк, выпрямившись и почти упершись головой в потолок, быстро кинулся к нему. Когти разорвали спину Педерсена. На мгновение можно было увидеть его печень, потом все утонуло в море крови. Оглушительный рев сотряс стены.

Волк обернулся… его глаза остановились на Геке Басте. Гек нервно переступил с ноги на ногу, не отрывая от Волка испуганного взгляда. Он знал, кто это… или, во всяком случае, кем это существо было раньше.

Джек вновь сидел на стуле, руки его были связаны за спиной.

— Итак, — Гарднер держал зажигалку таким образом, чтобы Джек мог ее видеть. — Слушай внимательно, Джек. Я собираюсь опять начать задавать тебе вопросы. И если не получу правдивого ответа, то больше ты никогда не увидишь своих безделушек.

Сонни хихикнул. Этот наполовину покойник не понимает, что его ждет.