84  

На этом этапе воспоминаний перед глазами у Алана всегда вставала одна и та же картина, неизбывный кошмар, который в конце концов и привел его к Полли Чалмерс, поскольку именно Полли была более всех других в городе близка Энни, а принимая во внимание раскручивавшееся тогда дело Бомонта и психическое состояние Алана в связи с ним, даже ближе, чем Алан в последние несколько месяцев ее жизни.

Картина возникала следующая: Энни отстегивает свой ремень, давит до отказа педаль газа и снимает руки с руля. Снимает за тем, что им предстоит в ближайшие несколько секунд выполнить другую работу, а именно, отстегнуть ремень Тодда.

Вот оно – их «скаут», неуправляемый, несется со скоростью семьдесят миль в час, сходит с шоссе, направо, в сторону к деревьям, отяжеленным серым, предвещающим дождь, мартовским небом, и Энни лихорадочно возится с ремнем, которым пристегнут Тодд, но мальчик кричит в страхе и отталкивает ее руки. Алан видит, как милое лицо Энни искажается, превращаясь в озлобленную маску ведьмы, видит, как лицо Тодда вытягивается и бледнеет от страха. Множество раз Алан просыпался ночью, покрытый холодной липкой испариной от звеневшего в ушах голоса Тодда: «Деревья, мамочка! Осторожно, ДЕРЕЕЕЕВЬЯ!»

Наконец, однажды, перед закрытием ателье. Алан пошел к Полли и пригласил ее к себе на чашку кофе, а если, сказал он, вы считаете это неудобным, разрешите мне зайти к вам.

Сидя в кухне, в своей кухне, в нашей, подсказывал внутренний голос, приготовив чай для гостьи и кофе для себя. Алан, спотыкаясь на каждом слове, начал повествование о собственных ночных кошмарах.

– Мне хотелось бы знать, – говорил он, – если это, конечно возможно, возникали ли когда-нибудь у Энни периоды тяжелой депрессии, о которых я не знал или не замечал. Я должен знать… – Он замолчал, растерянный и беспомощный. Зная и помня те слова, которые надо произнести, он не в силах был этого сделать. Казалось, будто канал связи между его опустошенным замученным сознанием и голосовыми связками становился все уже и тоньше и даже собирался замкнуться окончательно. Он сделал над собой усилие и продолжал. – Я должен знать, страдала ли она манией самоубийства. Потому что, знаете ли, Энни умерла не одна. С ней умер Тодд, и если были… признаки… я хочу сказать… признаки… которых я не замечал, значит, я в ответе за его смерть. Поэтому мне необходимо это знать.

Он снова замолчал, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди. Он провел ладонью по лбу и удивился, обнаружив, что она стала влажной от пота.

– Алан, – сказала Полли и положила руку на его запястье. Ее голубые глаза смотрели на него в упор. – Если бы я замечала подобное и никому об этом не сказала, я была бы в ответе точно так же, как вы сами.

Алан помнит, как был потрясен ее словами. Полли могла заметить нечто необычное в поведении Энни, чего не видел он, для него эта мысль стала вполне естественной и не терпящей дополнительных доказательств, ноте, что свидетельство необычного поведения может повлечь ответственность за результаты, никогда не приходило ему в голову.

– Так вы ничего не замечали?

– Нет. Я множество раз возвращалась к этой мысли, пыталась вспомнить все до малейших подробностей. Я не хочу преуменьшить ваше горе и чувство потери, но должна сказать, что вы не единственный, кто мучается размышлениями о причинах случившегося, кто терзается душевными муками.

Последние несколько недель я ложусь спать с этой мыслью и мучаюсь ею, перебирая в памяти все разговоры, намеки, мельчайшие детали поведения, пока сон не сморит. Сравниваю свои воспоминания с результатами вскрытия, сопоставляю. Теперь я делаю это снова, слушая ваш рассказ о пузырьке с аспирином. И знаете, что мне пришло в голову?

– Что?

– Ничего, – она произнесла это слово настолько бесстрастно и невыразительно, что оно странным образом убеждало. – Абсолютно ничего.

Бывали моменты, когда я находила ее чересчур бледной. Иногда слышала, как она разговаривала сама с собой, подкалывая юбку или разворачивая ткань.

Это, пожалуй, единственное, что можно было бы назвать необычным, и я не устаю корить себя за то, что не обратила на это должного внимания. А вы?

Алан кивнул.

– Но в целом она была такой как всегда, веселой, отзывчивой, доброй… прекрасным другом.

– Но…

Ее ладонь все еще лежала на его запястье и теперь слегка напряглась.

– Нет, Аллан, никаких но. Доктор Ван Аллен занимается таким же самоистязанием. Вы его вините? Вы считаете, что он виноват, пропустив опухоль?

  84  
×
×