Ивану Павловичу Подушкину, секретарю бизнесвумен Норы, фатально не...
– Нет, но…
– А я? Мы работали с ней бок о бок, каждый день, с утра до вечера; в десять часов утра пили вместе кофе, в полдень обедали, потом в три снова пили кофе. Мы с каждым днем становились все ближе друг другу, говорили все откровеннее. Мне, например, известно, что вы приносили ей в жизни полное удовлетворение, и как друг, и как любовник, я знаю, что она очень любила своих мальчиков. Но приходила ли она постепенно к мысли о самоубийстве вследствие своей болезни… не знаю. Так скажите… вы обвиняете меня?
– И она заглянула своими голубыми глазами в самую душу Алану.
– Нет, но…
Ее рука снова сжалась, не сильно, но достаточно решительно.
– Я хочу задать вам один вопрос. Это очень важно, поэтому подумайте как следует.
Он кивнул.
– Рэй был ее лечащим врачом, и даже он не замечал подобных признаков, если они были. Не замечала их я. Я была ее близким другом и не замечала этих признаков, если они были. Вы были ее мужем и не замечали их тоже, если, конечно, было что замечать. И вы считаете, что на этом все, это конец пути.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Был еще человек, близкий ей, гораздо ближе, чем мы с вами, – сказала Полли. – Во всяком случае, я так думаю.
– О ком вы гово…
– О Тодде.
Он смотрел на нее не в силах понять. Как будто она говорила на другом языке.
– Тодд, – терпеливо повторила Полли. – Тодд, ваш сын. Тот самый, кто не дает вам заснуть по ночам. Ведь дело все в нем, разве не так? Не в ней, а в нем.
– Да, – сказал Алан. – В нем. – Он не узнал собственного голоса, а в душе постепенно образовывалось нечто огромное и тяжелое. Теперь, лежа в постели Полли, он вспоминал тот момент, в собственной кухне, с удивительной отчетливостью: ее ладонь на его запястье, проскользнувший через окно луч предвечернего солнца, золотистые волосы, светлые глаза, мягкий голос.
– Она заставила Тодда сесть в машину. Он сопротивлялся, кричал?
Боролся с ней?
– Нет, конечно, нет, но она была его ма…
– Чья идея была Тодду поехать в тот день с ней в магазин? Ее или его?
Вы не помните?
Он уже хотел сказать нет и вдруг вспомнил. Их голоса доносились из гостиной в то время, как он сидел в своем кабинете, ломая голову над очередными свидетельскими показаниями. «Мне нужно ехать в магазин, Тодд.
Хочешь со мной?» «А ты позволишь мне посмотреть новые видеокассеты?»
«Почему бы нет? Спроси папу, не нужно ли ему чего-нибудь».
– Это была ее идея, – сказал Алан.
– Вы уверены?
– Да но она его спросила. Не приказывала. Огромное нечто в душе продолжало расти. Оно скоро вырвется, думал Алан, и прольется на землю, и взорвется, потому что оно прорастает корнями во все стороны, вглубь, вширь.
– Он ее боялся?
Она теперь допрашивала его с пристрастием, как он в свое время допрашивал Рэя Ван Аллена, но заставить ее замолчать он не мог. И не был уверен, что хочет. Что-то было во всем этом правильное, то, что не приходило ему в голову во время бессонных ночей. То, что осталось еще живо.
– Тодд боялся Энни? Господи, конечно, нет.
– А в последние несколько месяцев?
– Нет.
– Несколько недель?
– Полли, я был тогда не в состоянии наблюдать. Все из-за Тэда Бомонта, писателя… эти чудовищные события…
– Вы хотите сказать, что были так поглощены работой, что не замечали Энни и Тодда, когда они были поблизости, или просто редко бывали дома?
– Нет… да… то есть я, конечно, был дома, но…
Странное ощущение: оказаться на другом, принимающем конце, этого потока вопросов. Как будто Полли накачала его новокаином, а потом стала колотить как боксерскую грушу. А НЕЧТО продолжало расти и продвигаться к выходу, туда, где силы гравитации заставят его обрушиться на землю.
– Тодд приходил к вам когда-нибудь и жаловался, что боится мамы?
– Нет…
– Он хоть раз пришел и сказал: знаешь, па, мама собирается покончить со собой и меня прихватить для компании?
– Полли, это ерунда какая-то. Я…
– Он говорил такое?
– Нет!
– А говорил ли он, что мама разговаривает или ведет себя странно?
– Нет…
– А Эл в это время был в школе?
– При чем тут Эл?
– Она оставила в гнезде одного сына. Когда вы уходили на работу, они оказывались наедине. Они обедали вместе, она помогало ему делать уроки, смотрела с ним телевизор…
– Читала ему… – эхом откликнулся Алан. Он по-прежнему не узнавал своего голоса, высокого, слабого.
– Она была наверняка первым человеком, которого Тодд видел по утрам и последним – перед сном, – продолжала Полли. Рука ее покоилась на его запястье. Глаза смотрели на него открытым взглядом. – Если был такой человек, кто мог заметить приближение трагедии, то только тот, кто умер вместе с ней. А этот человек никогда не сказал об этом ни слова.