Тишина в Пятизонье обманчива. Да и редко здесь бывает тихо. Когда внутри...
Потом, когда они придут, чтобы сказать ей, она поймет, что это я заглядывал к ней, прощался. И тогда она будет знать, что у меня все хорошо, а зная, что у меня все хорошо, она тоже будет в порядке.
Но во мне нет злости, которая необходима для полтергейста. Совершенно нет злости, и не в моих силах сделать так, чтобы на конденсате, который образовался на стеклах кухонного окна, появилось лицо Элвиса.
Чиф Уайат Портер и его жена Карла обедают на кухне.
Она хорошо готовит, а он любит поесть. Он заявляет, что лишь благодаря этому у них счастливая семья.
Карла видит причину в другом: говорит, что слишком жалеет его, чтобы подавать на развод.
На самом деле их счастливая семейная жизнь зиждется на безграничном уважении друг к другу, чувстве юмора и уверенности, что их свели вместе высшие силы, а такая чистая любовь священна.
Вот и мне хочется верить, у нас со Сторми все было бы точно так же, если бы мы поженились и прожили вместе так же долго, как чиф и Карла. Они так же идеально подходят друг к другу, как овощной салат и спагетти на кухне в дождливый вечер, где они сидят вдвоем и чувствуют себя более счастливыми, чем на обеде в лучшем ресторане Парижа.
Я сижу за столом вместе с ними, без приглашения. Смущаюсь, подслушивая их разговор ни о чем, но это будет первый и последний раз. Я не собираюсь здесь задерживаться. Я двинусь дальше.
Какое-то время спустя звонит мобильник чифа.
— Надеюсь, это Одд, — говорит он.
Карла кладет вилку, вытирает руки о передник.
— Если с Одди что-то случилось, я хочу поехать.
— Алле, — говорит чиф в трубку. — Билл Буртон?
Билл Буртон — владелец кафе «Синяя луна». Чиф хмурится.
— Да, Билл. Конечно. Одд Томас? И что с ним?
Карла отодвигает стул от стола, встает.
— Мы сейчас подъедем, — говорит чиф.
Поднимаясь из-за стола вместе с Портером, я делюсь с ним своим открытием:
— Сэр, мертвые все-таки говорят. Но живые не слышат.
Глава 61
А вот и главная загадка: как я добрался от ворот с опускной решеткой в ливневом тоннеле к двери на кухню кафе «Синяя луна»? Об этом путешествии у меня не сохранилось никаких воспоминаний.
Я уверен, что умер. Визиты к Оззи, Тэрри, Портерам на их кухню — не фрагменты сна.
Позже, когда я поделился с ними своей историей и рассказал, что они делали в тот самый момент, когда я заглядывал к ним, все они подтвердили, что так оно и было.
Билл Буртон говорит, что я появился у черного хода его кафе, едва держась на ногах, и попросил позвонить чифу Портеру. К тому времени дождь уже прекратился, а я был такой грязный, что он поставил мне стул на улице и принес бутылку пива, без которой, по его разумению, я обойтись не мог.
Я этого тоже не помню. Мои воспоминания начинаются со следующего: я сижу на стуле, пью «Хайнекен», а Билл осматривает рану у меня на груди.
— Неглубокая, — сказал он. — Практически царапина. Кровотечение прекратилось само по себе.
— Он умирал, когда ударил меня, — ответил я. — Сил для удара у него уже не оставалось.
Может, то была правда. А может, мне самому требовалось именно такое объяснение.
Вскоре в переулок въехала патрульная машина полицейского участка Пико-Мундо с выключенными сиреной и мигалками, припарковалась у кафе.
Чиф Портер и Карла вышли из кабины, поспешили ко мне.
— Извините, что помешал вам доесть спагетти, — сказал я.
Они удивленно переглянулись.
— Одди, — сказала Карла, — у тебя надорвано ухо. И футболка залита кровью. Уайат, ему нужна «Скорая».
— Я в порядке, — заверил я ее. — Я умер, но кто-то не захотел этого, вот я и вернулся.
— Сколько бутылок пива он уже выпил? — спросил Уайат Билла Буртона.
— Это первая, — ответил тот.
— Уайат, ему нужна «Скорая», — повторила Карла.
— Мне — нет, — покачал я головой. — Но Дэнни в плохой форме, и нам понадобится пара санитаров, чтобы снести его вниз по всем этим ступеням.
Пока Карла принесла из кафе второй стул, поставила рядом с моим, села, начала охать и ахать, Уайат воспользовался установленной в машине рацией и вызвал «Скорую».
Когда он вернулся, я спросил:
— Сэр, вы знаете, что не так с человечеством?
— Много чего, — ответил он.
— Величайший дар, который нам дали, — свободная воля, а мы так неправильно его используем.