Аутодафе

Оно суетливо кивнуло.

— Ну, тогда давай выберемся отсюда.

Убавляющая плоть бросилась на меня, растопырив руки. Я проткнул ее кинжалом и вскрикнул, выронив его, так как ладонь обожгла боль, а на коже остались тонкие витые знаки, точно такие же, как в черном камне.

— Забери тебя тьма! — сказал я, со злостью пнув клинок ногой так, что он проехал по полу к стене.

Справившись с болью, я налег на дверь плечом, толкнул ее и ввалился вместе с Пугалом в маленькую комнату, пораженно разглядывая обстановку.

Запах сливочного печенья, знакомый мне с самого детства, окутывал помещение нежностью и домашним уютом. В очаге гудело пламя, даруя тепло, такое важное в середине зимы, когда за окном все белым-бело и красные крыши Арденау спят под толстым слоем пушистого снега. Старый шкаф в углу, где я хранил все свои самые ценные вещи, стол с белой кружевной скатертью, оплывшая свеча, кровать…

Мальчик спал, а женщина склонилась над ним, поправляя одеяло. От двери я видел лишь ее спину и светлые волосы, так похожие на мои.

Затаив дыхание, я смотрел на них, боясь и желая, чтобы она повернулась ко мне, и не решаясь сделать шаг туда, где навсегда осталась моя память. Маленький Людвиг попросил спеть его любимую колыбельную, но, как только женщина запела, ее голос заглушили удары кузнечного молота, и я не смог услышать ни слова.

Я шагнул к кровати, но цепкие когтистые пальцы Пугала схватили меня за плечо. Оно покачало головой и показало на соседнюю дверь, края которой медленно затягивало то самое «молоко» черного камня.

Я сбросил его руку с плеча. У меня есть еще минута. Я успею. Но от Пугала не так-то просто отмахнуться. Оно не собиралось вступать в переговоры. Выхватило серп и, прежде чем я успел крикнуть, крест-накрест рассекло комнату. Та лопнула осколками витража из моего детства, ударившими вокруг сотнями бритвенно-острых стекол. Одушевленный толкнул меня в затягивающуюся дверь, за которой оказалась лишь безбрежная пропасть, наполненная ударами кузнечного молота, шипением закаливаемой стали, гулом раздуваемых мехов и ревом огня в горне.

Ноги мои не нашли опоры, я рухнул вниз и падал до тех пор, пока не проснулся…

Раннее утро было таким же серым, как мир в моем сне. Солнце только-только собиралось появиться из-за горизонта, и рассветные лучи пока лишь раскрашивали тела облаков бледно-розовой краской рассвета. Было холодно, словно поздней осенью, и я с трудом сел, вяло потирая застывшие пальцы и слыша, как в реке играет рыба.

Седой пепел лежал на углях остывшего костра. Визаган ушел не попрощавшись, и, судя по всему, уже очень давно.

— Людвиг, слава богу! Мы так волновались! — сказал Проповедник, заметивший, что я пришел в себя. Он покосился на невозмутимое Пугало, сидевшее на берегу реки и перебиравшее в руках плоские камни: — Точнее, я волновался. Этому-то все до фонаря. Пока ты валялся без сознания, оно дрыхло.

Пугало, слыша эти слова, забыло на мгновение о своем занятии и с выражением посмотрело на меня.

Оно знало, что случилось, но вытянуть из него хоть что-то можно даже не пытаться. Что взять с огородного пугала?

Вокруг кострища оказалось множество следов. Монахи ходили рядом со мной, но не тронули. Надо благодарить визагана, точнее, Софию и ее магию.

— Чему ты усмехаешься, скажи на милость? — спросил Проповедник, заметив мою кривую ухмылку.

— Ночь прошла. И я жив. Серьезный повод для радости.

Я подошел к воде, умылся, чувствуя, что последние липкие нити сна, который был явью, истончаются и отпускают меня на волю.

Пугало подобрало с земли пару плоских камушков и отдало их мне, предложив повалять дурака и пустить несколько «лягушек» по водной глади.

Я принял предложение, сказав:

— Когда-нибудь я узнаю, что тебя держит рядом со мной.

Оно равнодушно посмотрело на меня из-под шляпы и первым кинуло камень.

История четвертая

АУТОДАФЕ

— Они уже близко! — Проповедник от ужаса приплясывал и взмахивал руками, словно облезлая ворона — крыльями. — Людвиг, беги! Не мешкай!

Ему легко говорить. Он не знает, что такое усталость. А я последний час только и делаю, что бегу. В боку болело, легкие жгло огнем, пот застилал глаза, а в ушах грохотал целый барабанный оркестр.

Несмотря на случившееся, сегодня у меня был день бесконечного везения. Хотя бы потому, что почти все, с кем я путешествовал, мертвы, а я все еще жив. Но, как говорится, везение не может продолжаться вечно, и, находясь на одном месте, я искушаю судьбу. Преследователи не отстанут, не те это ребята и церемониться со мной не будут. А я не желаю отдавать свою кровь для их прокорма. Остается лишь послать проклятие чертовой инквизиции, которая пропустила целое гнездо старг совсем недалеко от человеческого жилья.