Кристина

«Мы все» относилось к группе людей, сидевших за карточным столом в дальнем углу помещения. Они смотрели на новое приобретение Эрни с удивлением и отвращением.

Эрни подогнал машину к двадцатой стоянке, припарковал и выключил мотор. Сизое облако выхлопных газов стало медленно рассеиваться.

Дарнелл повернулся ко мне. Он был одет в матросскую блузу и брюки цвета хаки. Складки жира свисали над ремнем и под подбородком.

— Детка, — произнес он своим скрипучим голосом, — если это ты продал ему такой кусок дерьма, то тебе должно быть стыдно за себя.

— Это не я продал. — По какой-то абсурдной причине я решил, что должен был оправдываться перед этим жирным боровом, как не оправдывался даже перед собственным отцом. — Я пробовал отговорить его.

— Тебе нужно было быть настойчивей.

Он пошел туда, где стояла машина Эрни. Несмотря на астму, Дарнелл двигался плавной, почти женственной походкой человека, который долгое время страдал от излишнего веса и подобную перспективу видел перед собой в будущем. И, несмотря на астму, он принялся орать на Эрни, когда тот еще не успел повернуться к нему лицом.

Как ребята, курившие в школьных коридорах, как Ральф с Бэйзн-драйв и как Бадди Реппертон (боюсь, нам скоро придется поговорить о нем), он сразу невзлюбил Эрни — это была, так сказать, ненависть с первого взгляда.

— Эй, какого хрена ты снова пригнал свой драндулет, да еще без шланга? — кричал он. — Еще раз, и тебя здесь больше не будет, ясно?

— Да, — Эрни вобрал голову в плечи. На этот раз у него не было сил сопротивляться. — Я…

Дарнелл не дал ему договорить.

— Тебе нужен шланг для выхлопных газов, он стоит два пятьдесят в час, если заплатишь вперед. И я скажу тебе кое-что еще, мой молодой друг. Хватит мне дерьма от таких умников, как ты. Это место для работы, а не для всякого хлама. Я не разрешаю курить здесь. Если захочешь подымить, то ступай на задний двор.

— Я не…

— Не перебивай меня, сынок. Не перебивай, а слушай, — сказал Дарнелл.

Теперь он стоял прямо перед Эрни, высокий и тучный. Эрни выглядел жалко.

Я снова начал выходить из себя. Не помню, сколько раз это случалось со мной с тех пор, как мы подъехали к дому Лебэя и увидели, что проклятого «плимута» на лужайке не было.

Дети — угнетенный класс; за несколько лет вы полностью усваиваете манеру бедного дяди Тома и послушно склоняете голову перед такими детоненавистниками, как Уилл Дарнелл: да, сэр, нет, сэр, ладно, хорошо.

Я схватил Дарнелла за руку:

— Сэр!

Он повернулся ко мне. Я заметил за собой, что чем меньше люблю взрослых, тем с большей готовностью говорю им «сэр».

— Что?

— Вон там люди курят. Попросите их бросить сигареты.

Я показал на парней, сидевших за столом. Над ними висело облако табачного дыма.

Дарнелл посмотрел на них, а затем снова на меня. Его лицо было очень мрачным.

— Юноша, ты стараешься сделать так, чтобы твой приятель вылетел отсюда, как пробка?

— Нет, — сказал я. — Сэр.

— Тогда заткни свою мычалку.

Он опять повернулся к Эрни и продолжил:

— Я умею отличать машину от кучи металлолома. Тебе предстоит испытание, детка. Не знаю, сколько ты будешь с ней возиться и во что тебе это обойдется, но клянусь, я выверну тебя наизнанку.

Какая-то тупая ярость охватила меня. Я мысленно умолял Эрни съездить по морде этому жирному борову так, чтобы потом нам пришлось во все лопатки удирать отсюда и больше не думать появляться здесь. Вероятно, картежники Дарнелла не остались бы в стороне от такого поворота дел, и этот очаровательный вечер скорее всего для нас закончился бы в приемном покое больницы Либертивилла… но это стоило того.

«Эрни, — мысленно говорил я. — скажи ему, чтобы он заткнулся, и давай уберемся отсюда. Не поддавайся ему, Эрни. Не давай делать из себя дерьмо. Не будь рохлей, Эрни, — если ты выстоял перед своей матерью, то сможешь выстоять и перед этой самодовольной задницей. Только в этот раз не будь рохлей».

Эрни долго молчал, опустив голову, а потом сказал:

— Да, сэр.

Эти слова он произнес так тихо, что их почти не было слышно.

— Что ты сказал?

Эрни поднял глаза. Его лицо было смертельно бледным. В глазах стояли слезы. Я не мог их видеть и отвернулся. Картежники прервали игру и наблюдали за тем, что происходило на двадцатой стоянке.

— Я сказал: да, сэр, — наконец произнес Эрни дрожащим голосом.