Кристина

(О мой Бог, я всем сердцем жалею, что тебя обидела, что обидела, это мое, мое)

Эрни дотянулся до нее с водительского сиденья. Внезапно дверца рядом с Ли распахнулась, и она повалилась в колючий холод. Воздух придал ей немного сил, заставил поверить в то, как важно было бороться за дыхание, но препятствие не сдвигалось… просто не сдвигалось.

Откуда-то издалека прогремел голос Эрни, голос Зевса: «ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? УБЕРИ РУКИ ОТ НЕЕ!»

Она в чьих-то руках. В сильных руках. Ветер. Снег кружащийся перед глазами.

(О мой Бог, услышь меня, грешницу; это мое раскаяние, я всем сердцем сожалею, что оскорбила тебя! OX! AAA! что ты делаешь, ты сломаешь мне ребра, что ты делаешь, что?)

И вдруг пара чьих-то сильных рук соединилась у нее под грудью, как раз в выемке солнечного сплетения. И вдруг один большой палец, большой палец хитчхайкера, сигнализирующего на дороге, только один большой палец резко и больно надавил на ее грудную кость. В то же время руки грубо и сильно сжали ее. Ей показалось, будто ее схватили

(Ох-х-х-х-х-х ты сломаешь мне РЕБРА!)

гигантские медвежьи лапы. Диафрагма точно взорвалась, и что-то с силой снаряда вылетело у нее изо рта. Оно упало в снег: мокрый комок теста и мяса.

— Отпусти ее! — прокричал Эрни и метнулся к заднему крылу, возле которого хитчхайкер держал тело Ли, обмякшее и похожее на марионетку величиной в человеческий рост. — Отпусти, ты убьешь ее!

Ли стала мучительно вздыхать. Вместе с холодным чудесным воздухом в ее горло и легкие хлынули потоки огня. Она смутно понимала, что рыдает.

Грубое медвежье объятие ослабло, и руки отпустили ее.

— Ты в порядке, девочка? Ты в…

Очутившись позади нее, Эрни схватил хитчхайкера. Тот, с развевающимися на ветру черными длинными волосами, повернулся к нему, и Эрни ударил его в лицо. Хитчхайкер пошатнулся, не устоял на ногах и упал спиной на снег.

Эрни наступал на него со сжатыми кулаками.

Она еще раз судорожно вздохнула — как будто нож вонзился в ее грудь — и простонала:

— Что ты делаешь, Эрни? Остановись!

Он оторопело повернулся к ней:

— А? Ли?

— Он спас мне жизнь, зачем ты бьешь его?

Усилие было слишком большим, и перед ее глазами снова закружились черные точки.

Она могла опереться на машину, но не хотела подходить к ней близко, не желала прикасаться к ней. Приборная панель. Что-то недавно происходило с приборными стеклами на панели. Что-то неладное,

(глаза… они превратились в глаза)

о чем она не хотела думать.

Вместо этого она проковыляла к фонарному столбу и обхватила его, как пьяная, прислонившись к нему щекой. Ласковая рука обняла ее талию.

— Ли… дорогая, ты в порядке?

Она с трудом повернула голову и увидела его жалкое, испуганное лицо. Она разразилась слезами.

Хитчхайкер неуверенными шагами подошел к ним, вытирая рукавом окровавленный рот.

— Спасибо тебе, — всхлипывая, мучительно выдавила из себя она. Боль постепенно начала утихать, холодный ветер остужал разгоряченное лицо Ли. — Я задыхалась. Наверное… наверное, я бы умерла, если бы ты не…

Слишком много усилий. Снова черные точки, снова жуткое завывание ветра, поглотившего все остальные звуки. Она уронила голову на грудь, пережидая.

— Это метод Хаймлиша, — сказал хитчхайкер. — Ему обучают всех, кто работает в кафетерии. В школе. Заставляют тренироваться на резиновой кукле. И ты тренируешься, но не имеешь никакого понятия, подействует он на живом человеке или нет. — Его голос дрожал, то и дело перескакивая на фальцет, как у подростка в переходном возрасте. Он как будто готов был расплакаться или рассмеяться — непонятно, что было ближе — и даже в рассеянном свете и в густом снегопаде Ли могла видеть, каким бледным было его лицо. — Я никогда не думал, что мне придется воспользоваться им. Оказывается, действует. Видела, как вылетел этот проклятый кусок мяса? — Хитчхайкер вытер губы рукой и глянул на узкую полоску крови, оставшуюся на ладони.

— Извини, я ударил тебя, — сказал Эрни. Он был готов расплакаться. — Я просто… просто…

— Конечно, друг, я понимаю. — Парень похлопал его по плечу. — Я не обижаюсь. Девочка, ты в порядке?

— Да, — проговорила Ли. Только сейчас к ней вернулось дыхание. Гулко стучало сердце. Ноги почти не слушались; они были как ватные. «Мой Бог, — подумала она. — Я могла быть уже мертвой. Если бы мы не подобрали этого парня, а мы едва не…»