Друзья и звезды

М.В. Повторите, пожалуйста, сколько было журналистов на процессе над Матиасом Рустом?

В.М. Я.

М.В. Один?

В.М. Снимающий — да.

М.В. Вы там были единственным тележурналистом?

В.М. Да, но я не был тележурналистом.

М.В. А что такое «снимающий»?

В.М. «Снимающий» — со мной рядом стояла камера. В АПН только что была создана редакция видео.

М.В. Это была телевизионная камера?

В.М. Миша, ну не тюремная же. Не автомобильная. Телевизионная камера.

М.В. За ней стоял телевизионный оператор?

В.М. Мозольный. Да. Стоял телевизионный оператор.

М.В. А вы при этой камере были журналистом?

В.М. У вас железная логика. Тест на детекторе лжи. Я был журналистом при этой камере.

М.В. Если это не тележурналист — то что такое тележурналист?

В.М. Тележурналист… Мне разрешили задать Русту только один или два вопроса. Меня к нему, в общем, не допускали. Но я как-то все-таки умудрился пролезть через каких-то прапорщиков и о чем-то его спросить.

М.В. Слушайте, а вопросы помните?

В.М. Что-то о его ощущениях, о состоянии. Ощущает ли он себя героем или маргиналом — кем? Что-то в этом роде. Я сейчас точно уже не помню.

М.В. И в результате этот телесюжет обошел весь мир. Он был единственный с процесса.

В.М. Мне потом рассказывали, что на нем, из этих материалов, слепили даже, смонтировали какие-то фильмы в Германии и еще где-то там. Но я их не видел.

М.В. И вот в течение 12 лет вы работали редактором советского журнала, информационного бюллетеня…

В.М. Нет-нет-нет! Я не так много работал.

М.В. Не работали… Что же было между 73-м, когда вы пришли в АПН, и по 86-й, когда вы снимали Руста?

В.М. Я пришел младшим редактором, а ушел я оттуда уже обозревателем.

М.В. В каком году ушли?

В.М. В 86-м. В декабре 86-го. И 3 января 87-го…

М.В. То есть 13 лет вы все-таки в журнале проработали?

В.М. Нет. Журналом я уже не занимался. Я в основном писал.

М.В. Писали что?

В.М. Ну, 6 лет я занимался розыском нацистских преступников.

М.В. Вы их искали в качестве кого?

В.М. В качестве нацистских преступников. Они скрывались.

М.В. При этом себя вы имели в качестве кого?

В.М. Я случайно набрел на одного голландского…

М.В. Вы были журналист? Вы были репортер? Вы были частный сыщик? Вы были агент госбезопасности?

В.М. Нет. Это было журналистское расследование. То, что называлось тогда…

М.В. От какого журнала? От этого самого?

В.М. Этот жанр назывался «журналистское расследование». А началось всё случайно. Я сидел в АПН…

М.В. Володя, я сойду с ума. В 73-м году вы пришли в журнал и работали там в качестве младшего редактора.

В.М. Да.

М.В. В каком году вы перестали быть младшим редактором?

В.М. Я думаю, что через полгода или через год.

М.В. В каком году вы перестали сотрудничать с этим журналом?

В.М. Ну, где-нибудь к концу 70-х.

М.В. Замечательно, после этого вы работали: где и кем?

В.М. Там же, в редакции «Западная Европа» в Агентстве печати «Новости». Только я там уже шел так: старший редактор, редактор-консультант…

М.В. Сейчас все сообразим — для непосвященных: была огромная организация АПН, в ней редакция «Западная Европа» в рамках АПН, и вот там вы писали статьи. Для Голландии.

В.М. Да и не только для Голландии. В Голландии у меня появились тысячи статей, условно говоря.

М.В. Кстати, а писали вы на русском или уже на голландском?

В.М. На русском. Но я давал очень много интервью на голландском для голландского телевидения.

М.В. Вы были журналист-международник.

В.М. Ну, я был скорее журналист не то чтобы чистый международник — скорее это называлось «контрпропаганда».

М.В. Теперь нормальный анкетный советский вопрос: а вы были член Партии?

В.М. Да. Я был член КПСС с 73-го года. Я туда вступил сознательно, потому что понимал, что иначе меня с моей женой-испанкой никогда в жизни не выпустят за границу. Плюс я был постоянным переводчиком в ЦК партии. Я переводил встречи товарищей Суслова, Алиева, Щербицкого, Загладина, Пономарева и прочих и прочих начальников с коммунистами Нидерландов. Ни одного переводчика не было такого вот, как я. Я был не синхронист, но очень хорошо знал язык. Тем паче, где-то через полгода я понял, что переводить им очень просто, поскольку всегда знаешь, что они будут рассказывать. Единственная проблема заключалась в количестве гектаров, центнеров и прочих, потому что Алиев там говорил о миллионах центнеров, Щербицкий о триллионах гектаров. Вот тут требовалось только не перепутать! А все остальное было очень мило.