Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!»

А если парень как раз ТОТ Ампер? А я с ним вывод формулы совсем из другого раздела физики прорабатываю?.. Да еще и про аэростат этот долбаный ему рассказал — ну к слову пришлось… И он конструкцией очень даже заинтересовался! До такой степени, что мы с ним и этот проект дорабатывать принялись — имеется у меня, на самом деле, чем его дополнить, местным Архимедам мало не покажется, — так что доклада точно будет два, и оба нехилых. Только что в результате-то получится? Вот свихну я его с электрического направления в аэронавтику, скажем — и чего тогда будет?! Или мне уж заодно и электродинамику напрогрессорствовать — до кучи? А то есть у меня тут как раз кое-какие мысли: уж больно мне хочется хотя бы телеграф изобрести!.. Но если это не он — то что тогда выйдет?!

В общем, сидим мы с ним вечерами в обсерватории — бумагу на формулы переводим. Эскизы воздухоплавательных снарядов нового типа рисуем… Считаем подъемную силу и прочность конструкции (та еще задачка при отсутствии сопромата как такового). А потом я домой иду и всю дорогу головой мучаюсь. Прямо как Федор Сумкин по пути в Мордовию: аж крышу рвет! Он? Не он? А черт его знает!..

3

Отчаянный крик освободил меня от очередного приступа ломания собственных мозгов.

Крик был детский. А следом за ними из темной щели переулка донесся рев:

— А-а! Маленькая сучка! Кусаться!

— Держи ее! Не упусти! Убежит — сам знаешь, что будет!

Следом донесся плач. В темноте — ночь же уже, а на каждом углу фонарь не поставишь — топтались, быстро возились, шумно и злобно дышали… Если б я на все такие звуки на парижских улицах каждый раз реагировал — боюсь, большие проблемы могли бы получиться у истории. И не только в связи с Бонапартом… Да и мало ли кто там с кем что делает? Более чем наверняка — местные уличные какие-нибудь терки. Но тут уж как-то слишком деловито все звучало. Да и не со взрослыми там разбирались…

— А ну прекратить! Отпустили ребенка — быстро!

В темноте отчаянно пискнуло: «Помо!..» — задушенно оборвавшись на полуслове. Я разглядел несколько перепутавшихся бесформенных теней. Потом оттуда донеслось:

— Проходи, куда шел — не твоего ума дело!

Голос был довольно мерзкий. И не менее угрожающий. И это мне еще больше не понравилось.

— Ребенка отпустите, я сказал! — Я сделал шаг вперед и сунул руку под пальто — за пистолетами… А черт!..

Зря я это забыл: пистолеты-то я продал. Чтоб было чем кормиться, пока к докладу готовлюсь (ну да, непрактичный я человек. Как и Бонапарт). А саблю с собой не таскаю — лень потому что. Ну вот и влип, похоже — их там не меньше трех человек…

Неизвестные, видимо, тоже это поняли. От кучи малы, резко выпрямившись, отделилась огромная тень. И стремительно двинулась на меня. При ближайшем рассмотрении оказавшись здоровенным громилой, метров как бы не двух ростом и едва ли не такой же ширины. В сравнении со мной — просто великан.

— А ну пошел отсюда, недомерок! — взревел гигант, хватая меня за шкирку. Судя по голосу — это и был тот, которого укусили.

То есть — это он так думал, что хватает… Впрочем, будь я тут в своем настоящем теле — так бы и вышло: я никакой не супербоец. Даже и не занимался ничем. А последний раз дрался черт знает когда. Но вот поступать так с кадровым офицером, с девяти лет живущим в армии и не раз хаживавшим в рукопашную… Да была б у меня простая палка — я бы в считаные секунды их всех тут положил. Но они явно видели мою безоружность, а мужик этот выглядел как сущий буйвол — из того, надо полагать, и делался расчет. И не так уж неправильно: кинься они все скопом, тут бы мне и конец! Но, видимо, кому-то где-то я был еще нужен — так что у меня появился шанс.

Я сделал шаг в сторону, пропустив руку громилы мимо себя, подхватил ее и еще немного потянул в направлении движения. Потом довернул, разворачиваясь на месте. Как-то по-японски оно называется — не помню. А русский перевод: «Бросок на четыре стороны света» — ну, так мне объясняли, когда показывали. Сам-то бы я в здравом уме и в собственном теле и пробовать бы не взялся. Но в тренированном теле Бонапарта — почему нет? В конце концов, мы же с ним один человек? С яростным ревом, переходящим в рев недоумевающий, гора мяса, пробежав со все нарастающей скоростью по окружности и ничего не соображая, с маху влетела наклоненной вперед головой в каменную стену дома — очень кстати переулок был неширокий, да… Рев мгновенно стих. Камень содрогнулся. С этим можно было дальше не считаться — если и остался жив, то в отключке проваляется долго. Так сказать — с последующим раушем…