Мишахерезада

И вот уже иду я по улице с бутылкой к друзьям, кругом настроение, будто с уроков отпустили. Развлечений было мало, люди радовались любой возможности не работать.

Пришел в компанию, застолье приветствует, сажают, наливают. Я им — про первый рабочий день в Казанском соборе. И тут они переглядываются, и на меня — со страхом:

— А что это у тебя за стигматы?

У меня посреди ладоней — кровавые дыры. От отвертки. Старался.

— А, это? Я же говорил — реэкспозиция! Пришлось на кресте повисеть немного.

— Нет, серьезно!

— Если честно — сам только что заметил. Может, к кожнику сходить? Или к священнику?

— Слушай, ты больше в этот собор не ходи.

Ржали и безбожно пили за то, как Господь метит шельму.

Экскурсии

Экскурсоводов в Казанском не было. Экскурсии водили младшие научные сотрудники. У нас была экскурсионная нагрузка. Нагрузку калькулировал замдиректора по научной работе. Мне он нарисовал два часа в неделю. Чтоб не сильно отвлекался от полезного ручного труда.

Первая тема была общая: обзорная, как у всех. Вторая — согласно определенной научной ориентации: возникновение и ранние формы религии.

Термина «стадный инстинкт» мы еще не знали, но к экскурсантам относились примерно так. Сливаясь в толпу и доверяя свои мозги специально обученному сотруднику, люди превращаются в идиотов автоматически.

— А сколько всего колонн в Казанском соборе? — спрашивали они и смотрели с внимательностью баранов перед новыми воротами.

На этот вопрос было много ответов. Цифра варьировалась в зависимости от настроения мэнээса. От семидесяти двух до ста сорока четырех. Лишь бы четное число. Сбрасывая им на уши лапшу, ты взмывал над своей зарплатой и униженным статусом. Ответ был местью за вопрос. Спросил — на.

Второй дежурный вопрос:

— А сколько весит люстра?

А сколько бы вам хотелось? Двести семьдесят шесть килограммов подойдет? Не впечатляет. Тонну восемьсот семьдесят! А четыре тонны двести сорок не хотите?! Ой, не может быть!.. Хо-хо, еще и не то может, она же литой бронзы! Да-а?.. А вы как думали!

Больше всего народу нравилось, что архитектор Воронихин был внебрачным сыном графа Строганова от крепостной. Папик дал ему вольную, протежировал поступление в Академию Художеств и обеспечил двухлетнюю стажировку в Италии. И уж победа в конкурсе проектов на новый столичный собор тоже без папы не обошлась, будьте спокойны. Пилить казну и тогда хорошо умели. Советских людей эта биография самородка буквально завораживала. Внимали, как дети в кукольном театре, которым Буратино читает программу КПСС.

Еще им нравилось, что Кутузов, оказывается, похоронен здесь, а сердце его в серебряном сосуде похоронено в Бунцлау, а сам Кутузов был масоном. То есть с наибольшим успехом впаривалась информация сюжетно-биографического характера.

А категорически не нравилось то, что противоречило вложенным ранее убеждениям.

— Так мы что… не происходили от неандертальцев?! Как это… А как же Дарвин?.. А от кого тогда? Я думаю — здесь вы не правы: вот Энгельс писал…

— Так это как это — что же, религия всегда была?.. И попы?.. Да ну-у — и как это ученые могли установить, спрашивается?..

Сведения о реальном, скорее всего, существовании Иисуса Христа как исторической фигуры, — отвергались как идеологическая диверсия:

— Это кто же вам позволил такое говорить? А еще комсомолец, наверное!

Доверчивый народ в большинстве своем гордился государственным образом мыслей и попов готов был ссылать на Колыму. Так учили в школе, в газетах, по телевизору и на политзанятиях.

Черт возьми. Это мы, штатные платные атеисты, хранили историческое и материалистическое обоснование религий! В забитых книгами и иконами закутках мы чокались:

— Ну — за святую веру!

— За Магомета!

— За Шакья-Муни!

Доски

— Сейчас поедешь на товарный двор, привезешь доски.

— Какие доски?

— Для подиумов в боковых нефах.

— Сколько их?

— Чего сколько?

— Досок.

— На месте разберешься.

— А документы есть?

— Какие еще тебе документы!

— Ну… накладная… спецификация… ассортимент.

— Вот документы там тоже на месте получишь и привезешь.

— Машина какая?

— Машина? А на троллейбусе не доедешь?