– Может, кто-нибудь объяснит мне, где я и как сюда попала? Пожалуйста, – попросила (почти взмолилась) женщина в инвалидном кресле.
– Я тебе одно скажу, Элли, – отозвался Эдди. – Ты больше не в Канзасе.
Глаза женщины наполнились слезами. Эдди видел, что она старается сдержаться, но ее усилия не увенчались успехом, и она расплакалась.
Охваченный яростью (а также отвращением к себе), Эдди накинулся на стрелка, который уже успел, пошатываясь, подняться на ноги и теперь пошел, но не к всхлипывающей Владычице. Вместо этого Роланд отправился за ножом.
– Объясни ей! – заорал Эдди. – Ты притащил ее сюда, ну так валяй, объясни ей, в чем дело! – И через секунду, сбавив тон, добавил: – А потом объясни мне, как получается, что она не помнит себя.
Роланд не ответил. Не сразу. Он нагнулся, зажал рукоятку ножа между двумя уцелевшими пальцами правой руки, осторожно перенес в левую руку и сунул в ножны, висевшие сбоку на ремне. Он все еще пытался разрешить загадку, с которой столкнулся в сознании Владычицы. В отличие от Эдди Владычица Теней отбивалась, дралась как кошка, начав отчаянное сопротивление в ту минуту, когда Роланд выступил вперед, и прекратив его уже за порогом магической двери. Схватка началась сразу, как женщина почувствовала присутствие стрелка, незамедлительно, ведь она ничуть не удивилась. Пережив это вместе с ней, испытав лично, Роланд ничего не понимал. Вторгшийся в сознание этой женщины чужак не застал ее врасплох – ни капли удивления, лишь мгновенно вспыхнувшая ярость, ужас и с ходу начатая битва: стряхнуть, вырваться, освободиться от чужака. Она даже не приблизилась к победе – не могла, как подозревал Роланд, – но это не удержало ее от неистовых попыток одержать верх. Стрелок почувствовал: от злобы, ненависти и страха эта женщина обезумела.
В ней он ощущал только тьму – сознание, погребенное под обвалом.
Вот только…
Вот только в ту минуту, когда они вихрем промчались в дверной проем и разделились, он пожалел – отчаянно, безрассудно пожалел, – что не может замешкаться еще на мгновенье. Одно мгновение столько могло бы объяснить! Ведь женщина, сидевшая сейчас перед ними, не была той, в чьем сознании побывал Роланд. Находиться в сознании Эдди было все равно, что находиться в комнате с нервно трепещущими, потеющими стенами. Находиться в сознании Владычицы – все равно, что лежать нагишом в темноте, где по тебе ползают ядовитые змеи.
До последнего момента.
Под конец она переменилась.
Было что-то еще, по убеждению Роланда, жизненно важное – но он не мог не то понять, не то вспомнить, что именно. Что-то вроде
(беглый взгляд)
дверного проема, только в ее сознании. Какое-то
(ты разбила «напамять» это была ты)
внезапное, короткое озарение. Как на занятиях, когда наконец поймешь…
– Иди ты на хуй, – с отвращением проговорил Эдди. – Робот ты гадский, и больше никто.
Он решительно прошел мимо Роланда к женщине, опустился рядом с ней на колени и, когда она, точно утопающая, в панике крепко обхватила его обеими руками, не отстранился и сам обнял ее.
– Все путем, – сказал он. – То есть не то, чтоб высший класс, но ничего. Порядок.
– Где мы? – всхлипывала она. – Я сидела дома и смотрела телевизор, чтобы узнать, выбрались ли мои друзья из Оксфорда живыми, а теперь я здесь И ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ЭТО – ЗДЕСЬ!
– Ну и я не знаю, – сказал Эдди, обнимая ее покрепче и начиная легонько баюкать, – но догадываюсь, что мы товарищи по несчастью. Я тоже из ваших краев, из старичка Нью-Йорка, и пережил то же самое… ну, чуть по-другому, но принцип тот же… с вами все будет отлично. – Словно поразмыслив, он прибавил: – До тех пор, пока омары будут вам по вкусу.
Она с плачем прильнула к Эдди. Тот держал ее в объятиях, укачивая, и Роланд подумал: «Теперь с Эдди все будет в порядке. Его брат погиб, но теперь у парня есть о ком заботиться, так что с ним все будет в порядке».
Тем не менее стрелок почувствовал угрызения совести, постыдную и недостойную боль в сердце: он был способен стрелять (пусть левой рукой), убивать, упорно идти вперед, в поисках Башни жестоко и беспощадно проламываясь сквозь годы и расстояния – даже, кажется, измерения. Он умел выжить, порой даже защитить – спас же он мальчика Джейка от медленной смерти на постоялом дворе и от домогательств прорицательницы, обитающей у подножия гор… Впрочем, в конце концов он позволил Джейку умереть. И не случайно, нет. Роланд совершил тогда сознательный акт отречения. Сейчас он смотрел на своих спутников. Обняв женщину, Эдди уверял ее, что все обойдется. Он сам так не смог бы, и к наполнявшему сердце стрелка раскаянию присоединился тайный страх.