Двери Между Мирами

– Мне нужно рассказать тебе кое-что про Одетту.

– Ее зовут Одеттой?

– Угу.

– Чудесное имя, – сказал стрелок.

– Ага. Я тоже так подумал. А вот то, как она воспринимает это место, не так уж чудесно. Ей кажется, будто она не здесь.

– Знаю. И я ей не слишком нравлюсь, верно?

«Нет, – подумал Эдди, – но это не мешает ей считать тебя паскудной галлюцинацией». – Вслух он этого не сказал, только кивнул.

– Причины тут почти одни и те же, – продолжал стрелок. – Видишь ли, это не та женщина, которую я перенес сюда. Вовсе не та.

Эдди уставился на него и вдруг кивнул, объятый сильным волнением. Смазанный промельк в зеркале… то оскаленное лицо… Роланд прав. Господи Иисусе, конечно, он прав! Это была вовсе не Одетта!

Потом Эдди вспомнил руки, небрежно трогавшие шрамы, а до этого так же небрежно взявшиеся набивать большую дамскую сумочку блестящим хламом… почти как если бы женщине хотелось попасться.

Руки в кольцах.

В этих самых кольцах.

«Но это необязательно означает, что и руки были эти самые», – подумал он в исступлении, однако эта мысль задержалась всего на миг. Во время спора с Одеттой Эдди успел внимательно рассмотреть ее руки. Это были те самые руки – нежные, с длинными пальцами.

– Нет, – продолжал стрелок. – Не та. – Голубые глаза внимательно изучали Эдди.

– Ее руки…

– Послушай, – сказал стрелок, – послушай внимательно. Быть может, от этого зависят наши жизни – моя, поскольку мной вновь овладевает недуг, и твоя, поскольку ты влюбился в эту женщину.

Эдди ничего не сказал.

– Она – это две женщины в одном теле. Она была одной из них, когда я вошел в нее, и другой, когда я вернулся сюда.

Теперь Эдди ничего не мог сказать.

– Было и что-то еще. Что-то странное. Но то ли я не понял, что это, то ли понял, но оно ускользнуло от меня. Мне это показалось важным.

Взгляд Роланда скользнул мимо Эдди к инвалидному креслу. Оно, точно выброшенное на мель суденышко, одиноко стояло на морском берегу, там, где обрывался его короткий след, тянувшийся из ниоткуда. Потом стрелок опять посмотрел на Эдди.

– Я очень мало понимаю, что это или как такое может быть, но ты должен быть начеку. Понимаешь?

– Да. – Эдди показалось, что ему почти нечем дышать. Он понимал (по крайней мере, в доступном заядлому кинозрителю объеме), о какого рода вещах говорит стрелок, но на объяснения ему не хватало воздуха. Пока не хватало. Словно Роланд пнул его так, что дух вон.

– Хорошо. Потому что женщина, в которую я вошел по другую сторону двери, была так же страшна, как омарообразные твари, что выползают по ночам.

4. ДЕТТА НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ

«Ты должен быть начеку», – сказал стрелок, и Эдди согласился, но стрелок знал, что Эдди не понимает, о чем речь; дальняя, невредимая половина сознания Эдди, в которой бывает заложено или не заложено выживание, не получила сигнала.

Стрелок понимал это.

На счастье Эдди, он это понимал.

Среди ночи Детта Уокер резко открыла глаза. Они были полны звездного света и ясного ума.

Она вспомнила все: как дралась с ними, как они привязали ее к креслу, как дразнили и обзывали: сука черномазая, сука черномазая.

Она вспомнила, как из волн полезли чудища, и тот мужик, что постарше, убил одного из них. Парень помоложе развел костер и занялся готовкой, а потом с ухмылочкой протянул ей нанизанное на палочку дымящееся мясо морского урода. Она вспомнила, что плюнула в белое рыло этого сопляка, и ухмылочка превратилась в злобную, сердитую гримасу. Беложопый саданул ее снизу в челюсть и сказал: «Ну, ничего, еще передумаешь, стерва ты черная. Погоди, вот увидишь». Потом они с Настоящим Гадом расхохотались. Настоящий Гад показал ей кусок говядины, насадил на вертел и принялся не спеша печь над костром, пылавшим на чужом, враждебном берегу, куда ее завезли.

От медленно подрумянивающейся говядины шел чрезвычайно соблазнительный запах, но она не подавала виду. Даже когда молодой замахал у нее перед лицом ломтем мяса, выпевая ну, кусни, сука черномазая, давай-давай, кусни, Детта сдержалась и сидела, как каменная.

Потом она забылась сном, и вот сейчас проснулась. Веревки, которыми ее связали, исчезли. Она больше не сидела в кресле – она лежала на одном одеяле, укрытая другим; лежала намного выше линии прилива, у которой все еще бродили, о чем-то спрашивая и порой выхватывая из воздуха невезучую чайку, омарообразные твари.

Она посмотрела влево и ничего не увидела.