Звездный билет (сборник)

Итак, она вспомнила о нем. Дальше она вспомнила о том нелепом дне, когда к ней пришел избитый Марвич, и как нежность хлынула на нее голубой прозрачной стеной высотой с дом. Дальше она вспомнила улицу Лабораториум, прошлую и нынешнюю, все кошачьи свадьбы, свидетелями которых они были, и толкотню голубей под сводами башни. Дальше она вспомнила свое детство у Патриарших прудов, потом чудеса своего успеха: девочка из восьмого класса мечтала стать кинозвездой и вдруг и впрямь стала ею. Все шло, как по писаному, какой ангел занимается ее судьбой?

Она сильно уставала в последнее время на съемках, пока не образовался просвет в графике, и вот сегодня последний день в известковом карьере, а завтра начинается целая неделя отдыха.

В этот вечер все молодые люди, претендующие на ее внимание, почтили ее своими посещениями.

Первым пришел Борис, физик. Пока она мылась, он сидел в кресле и пел арии из опер.

— «Ах, никогда я так не жаждал жизни», — пел он.

Давно пора ему было уехать, но он все торчал в этом городе, насмешливо беседовал с Таней о разных разностях, видимо, ждал, когда она сама бросится ему на шею.

— Жду дождей, — говорил он.

Может быть, действительно он ждал только дождей и ничего больше.

Потом пришел Олег и завел с Борисом разговор об электронике, кибернетике, об атомной войне. Этот светский разговор подержала и Таня.

— Мне нужен только бункер и запас питания. Я гений, — сказал Борис.

— А мне лишь бы вскочить на орбиту — оттуда я смогу плевать на это дело. Я сверхчеловек, — сказал Олег.

Посмеялись. Олег не видел в Борисе достойного соперника.

Потом вдруг появился автор.

— Знаете, — сказал он, — получил совершенно отчаянное письмо от этого Марвича. Странный какой-то тип. Ведь мы с ним не знакомы, перекинулись буквально тремя словами, а он весь обнажается, раскрывается, черт знает что; пьяный, наверное, был. Вот будет писатель, поверьте мне.

— Все вы, писатели, тряпки, работает на комплексах неполноценности, — усмехнулся Олег.

— Очень низкий уровень интеллекта у писателей, — сказал Борис. — Проверяли в Америке тестами. Жуткое дело.

— Что касается Марвича, — добавил Олег, — то он хотя и крепкий парень, но все равно тряпка.

— О, Господи, надоела мне ваша трепотня, — вдруг сказала Таня, встала и отошла к окну.

А были уже сумерки. Она стояла у окна и смотрела вниз на площадь, где горели люминесцентные фонари и по брусчатке брела маленькая согбенная фигурка со стулом под мышкой. Таня подумала об Олеге, и о Марвиче, и о том человеке там, внизу, кто он такой?

В комнате молчали, почему-то после Таниных слов воцарилось неловкое молчание, потом вдруг автор произнес несколько слов:

— Вы знаете, Таня, я тут пораскинул умишком и сообразил, что влюблен в вас.

— С чем вас и поздравляю! — засмеялась Таня, и все снова стало по своим местам. — Что будем делать? — спросила она.

— Что бы мы ни говорили, все равно окажемся внизу, — сказал Борис.

— Жалко, нет Мишки, он бы что-нибудь придумал, — сказал Олег.

— Проще всего сразу пойти вниз, — сказал автор.

— Надоело ходить вниз, — сказала Таня. — Хоть бы наверху устроили какой-нибудь буфет, а то все вниз и вниз.

— Наверное, Кянукук уже там дожидается, — сказал Олег. — Посмеемся. Очередная информация о Лилиан. Посмеемся хоть вволю.

— Что будет, если Кянукук вдруг откажется нас потешать? — сказала Таня. — Ведь вы же все сухари моченые.

— Верно, — сказал Борис, — моченные в спирте.

— Странный какой-то парень этот Кянукук, — сказал автор.

— Все у тебя странные, — сказал Олег. — Обыкновенный дурачок. Да, друзья, вы слышали о Марио Чинечетти?

— Нет, не слышали. Что это такое? — спросил Борис.

— Вот чудаки, ходите тут и не знаете, что в городе сенсация. Приехал Марио Чинечетти, джазовый певец, матрос с чайного клипера, эмигрант, репатриант, итальянец, англичанин, друг Луи Армстронга, художник-абстракционист, победитель конкурса красоты в Генуе и все такое прочее. С сегодняшнего вечера начинает петь у нас внизу. Весь город охвачен волнением, все эти северные девушки в растерянности. За вчерашний вечер он уже успел охмурить трех, выпить весь запас шампанского в буфете, разбил телефонный аппарат, побывал в милиции и выиграл в кости десять рэ у Кянукука.

— Все? — спросила Таня. — Ничего не забыл? Все перечислил, все, о чем сам мечтаешь?

Олег посмотрел на нее, сузив глаза. Когда же это кончится? Когда же, наконец, вся его сила обрушится на нее, подавляя ее гордость, иронию, и все ее жалкие воспоминания, и всю ее болтовню? Так, чтобы она замолчала, замолчала надолго, чтобы стала такой, какой ей надлежит быть, чтобы помалкивала и была жалкой, какими все они были с ним. Когда же? «Скоро», — решил он.