«Витька, — писал он ему, — ты странная личность. Таким, как ты, я был в семнадцать лет. Где тебя консервировали, мил-человек? Мне кажется, что у тебя и девушки-то не было никогда, одни фантазии. Напиши мне обо всем, не бойся откровенности и перестань, пожалуйста, нести такую дичь про Лилиан. Если она действительно существует, то зачем ты тогда треплешься о ней перед всякими подонками? Мне кажется, что я сделал ошибку, не взяв тебя тогда с собой. Надо было схватить тебя за шиворот и втащить в вагон. Впрочем, это еще поправимо. Осенью мы с Сережей отправимся в далекий путь, и если ты не балда и не окончательный шут, то поедешь вместе с нами. Сережа тебя сделает человеком. Знаешь песню: „А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы“? Может быть, это романтика и не чистой воды, но на меня она действует, потому что я сам истер по этим деревянным тротуарам не одну пару подметок.
Теперь скажи мне, друг, пожалуйста, такое: ты что, влюблен в Таню? Только честно, без балды. Если это так, то я тебе по-настоящему, без всякого юмора сочувствую, потому что она моя от начала и до конца и, что бы с ней ни случилось, в конечном счете она будет со мной. Что бы ни случилось! Да с ней и не случится ничего, ничего к ней не пристанет.
Итак, жму лапу. Пожалуйста, не финти и сообщи, нужны ли деньги. Привет Лилиан. Обнимаю. Валентин».
Были и другие письма, шуточные и дурашливые, но это, наверное, было главное и последнее. Ответить на него Кянукук уже не успел.
Тут она вспомнила, как неслыханно возмутила ее уже сама мысль, что Кянукук влюблен. В тот вечер он пригласил ее в ресторан. Для него, видно, это был какой-то особенный вечер.
«Эх ты, — подумала она о себе, — дрянь ты порядочная, не дала мальчику даже возможности повздыхать. Ведь он не домогался тебя, как иные, и ни одного сального взгляда не бросил. Он жаждал лишь меланхолии, но у тебя уже был рыцарь, Олег, сильная личность. Тебе уже грезилась большая любовная биография, „чтобы на старости лет было что вспомнить“. Хорошее, должно быть, это утешение на старости лет. А в самом деле, что утешит нас на старости лет?..
Вот здесь я ничего играю, сносно. Правильно двигаюсь. Все равно я стану актрисой, не такая уж я бездарь».
Фильм, благополучно перевалив через кульминацию, благополучно катился к концу. Подчищались всякие неувязочки, все постепенно выяснялось и обосновывалось, осуществлялся важнейший закон искусства — все «ружья» палили со страшной силой. В конце сквозила естественная лирическая недоговоренность. Все было в порядочке, и все остались довольны: простодушная публика была растрогана, профессионалы оценили умелую режиссуру и операторскую работу, снобам осталось много поводов для насмешек. Загорелся свет, грянули аплодисменты.
В фойе и во всех других помещениях установилось оживленное приподнятое брожение. Пространства для перебежек не было никакого, и поэтому кучки и отдельные люди двигались хаотически, сплетаясь в случайные клубки, расходясь, вежливо толкаясь, покачиваясь и словно подчиняясь какой-то неслышной музыке. Во всяком случае, это было увлекательное дело, и никто не торопился уходить.
Таня тоже двигалась неизвестно куда, вместе с Павликом, Кольчугиным, Потаниным и другими, теряя их по одному, отвечая на поцелуи и рукопожатия, пока не осталась вдруг одна.
Вокруг стояли незнакомые люди. Они, конечно, посматривали на нее как на героиню вечера, но обратиться не решались.
«Как странно, — усмехнулась Таня, — никто меня не беспокоит, никто не предлагает дружбу». Она вынула из сумочки сигарету и закурила. Толпа вокруг медленно колыхалась, перемещаясь.
— …я не знаю, может быть, я примитив, но мне понравилось.
— Простите, это уже не тот уровень разговора. Что значит понравилось или не понравилось?
— …слабости очевидны…
— …но и достоинства…
— А кто же спорит?
— Вы сами сказали, что…
— …кассовый успех…
— …что же плохого…
— …очаровательно, очень мило…
— …надоело про молодежь…
— …Калиновская очень хороша…
— …все мы слишком снисходительны…
— …жестокость такого рода…
— …правда характеров…
— …снят только верхний слой…
— Бросьте мудрствовать лукаво!
— В конечном счете не все ли равно?
— Вы видели «Крик»?
— А ты чего молчишь?
— Буфет еще работает?
— Старик, познакомь с Калиновской.
— …стряхнуть пыль с ушей!
— где уж нам, дуракам, чай пить…