По дороге Юра все волновался, хватит ли нам товару, наверное, нет, скорее всего, не хватит. А я ощупывал у себя в кармане небольшой улейконский апельсин.
— Похоже на то, парень, что ты их раньше и не пробовал.
— Что ты! Еще как пробовал. Помню:
— Брось! Знаю я твою биографию.
Я протянул ему апельсин:
— Рубай! Рубай, говорю, не сходя с места!
По тому, как он взялся за него, я сразу понял, что был прав.
Мы стояли на пригорке, и под нами была вся бухта Талого. Слабо мерцал размолотый ледоколами лед, дымилась под прожекторами черная вода. Низко-низко шел над морем похожий отсюда на автобус самолет ледового патруля. В кромешной тьме работала мигалка, открывала свой красный глаз на счет «шестнадцать».
1, 2, 3, 4, 5, 6 (где же Люся?), 8, 9, 10 (где же она?), 12, 13, 14, 15, 16!
— Рубай-рубай, я уже ел, меня улейконцы угостили.
«Бар» напоминал старый вагон, снятый с колес. Сквозь окошечки было видно, что там шла прессовка человеческих тел. У входа «жала масло» сравнительно небольшая, но энергичная толпа портовых грузчиков.
— Ну и дела у вас в Талом! — сказал я пожилому крепышу.
— Сегодня еще ничего, шанс есть, — сказал он.
— А в Фосфатке с пивом свободно, — сказал Юра, от которого веяло ароматами знойного юга.
— Так это, видишь, почему, — хитро сощурился грузчик, — потому, ребята, что то Фосфатка, а то Талый, вот почему.
— Понятно.
— Вся битва здесь, — с законной гордостью сказал грузчик.
— Пойдем, Юра, выпьем лучше шампанского, оно доступней.
1, 2, 3 (где ее искать?), 5, 6, 7 (сейчас она появится), 9, 10, 11 (на счет шестнадцать), 13, 14, 15.
Вот она!
Это была действительно она. Она стояла среди других девчат и смотрела на меня искоса. Она была в белом платке и в валенках. Разве ей в валенках ходить?
16!
Она смотрела на меня как-то неуверенно и даже как будто со страхом, так она никогда на меня не смотрела. Может быть, она думала…
8. Людмила Кравченко
Когда я увидела Витю, я подумала: неужели это он? Он стоял, такой высокий и тонкий в талии и светлоглазый, и улыбался, глядя на меня. Он был очень похож на того, что стоял там, в Краснодаре, с листиком платана в зубах и крутил пальцем у виска, думая, что я сумасшедшая. Может быть, это и был он? Ведь он краснодарец. Нет, его не было там в то время. В то время он «болтался» (как он выражается) где-то на Колыме.
Может быть, это обман зрения, думала я, когда он шел ко мне. Может быть, это оттого, что он приближается сверху и от этого кажется выше? Может быть, это из-за того, что такая ночь? Может быть, я опьянела от апельсинов?
Как он обнимет меня, как прижмет к себе, как все вдруг пропадет и какая будет духота, а на потолке будут качаться тени платанов…
Он шел ко мне, было всего несколько шагов, но за эти секунды вдруг каким-то шквалом пронеслась вся моя будущая жизнь с ним.
Тик-так, тик-так, я буду слушать по ночам ход часов. Может быть, я буду плакать, вспоминая о чем-то потерянном, чего на самом деле и не жалко, но почему не поплакать, если ты счастлива. Тик-так, тик-так, и вдруг входит мой сын, огромный и светлоглазый, с листком платана в зубах.
Проваливаясь по колено в снегу ко мне подошел Виктор.
— Ну, как успехи, товарищ Кравченко?
— Спасибо, ничего. Скоро сдаем новую школу. А как ваши, Витя?
— Ни фига!
— Не стыдно, Витя, а? Что за выражения?
— Экскьюз ми, мисс!
— Вы начали заниматься английским?
— Всем понемногу, ха-ха! Английским и японским.
— Ну вас! А все-таки?
— Сидим в этом вши… В этом чудном распадке. Третью скважину бурим, и все без толку. Дай-ка твои ладошки. Ух ты, какие твердые!
— Вы что, с ума сошли? Уберите руки!
— А как учеба без отрыва от производства?
— Спасибо, ничего. Вам нравится ваша специальность?
— Мне кое-что другое нравится, кое-что другое, кое-что…
— Перестаньте! Прекратите! Вот вам!
— Вот это ручки, да! Вот это ручки… А как успехи в общественной работе?
— Спасибо, ничего. Какой вы несобранный, Витя…
— Значит, все в порядке? Да, а как там танчики? Клен зеленый, лист кудрявый, Ляна!
— Спасибо, ничего. Я хочу попробовать классические танцы.
— Фигурка для классики, это точно. Тебе бы, девочка моя, римско-греческую тунику. Тебе бы бегать в тунике по лесам и лугам…
— Что вы делаете! Я рассержусь. На нас смотрят.
— По лесам, по лугам и садам они вместе летают, ароматом тари-ра-рам, та-ри-ра-рам… Ты сердишься, да? Не сердись. Я серьезно. Я тебя люблю. Ты моя единственная. Когда будем свадьбу играть?