Иосиф Сталин. Начало

— Какие догадливые, — мрачно усмехнулся Коба.

— Мы приставили к нему нового шофера, у прежнего был не очень хороший слух…

На этих словах вошел секретарь и сообщил, что пришел… Бухарин! Коба засмеялся, велел Ягоде подождать.

Ягода ушел, но меня Коба оставил. Помню, Бухарин буквально влетел в кабинет.

Он был очень взволнован. Пушок редких рыжеватых волос стоял гребнем на голове. Он начал от двери, не обращая внимания на меня:

— Когда моих учеников решили выслать, я согласился. Но сейчас, Коба, я узнал, что после моей речи некоторых арестовали.

— Значит, правильные выводы сделали из твоей речи, — ответил Коба. — Вольнодумов нужно строго учить.

—  Вольнодумцев, — поправил Бухарин, — надо прощать, если они дети.

— Вольнодумов, — упрямо повторил Коба, — можно простить… если раньше ты их уничтожил. Шучу. Простим, конечно. Как не простить, раз такой заслуженный человек просит… «Любимец партии». Чего не сделаешь для Любимца!

Бухарин предпочел не заметить яростной иронии (или, что точнее, испугался ярости Кобы) и… заговорил о другом!

— Знаешь, Коба, я женюсь.

— Что ты говоришь! На ком?

— На дочери Ларина… Я долго думал. Такая разница в возрасте… Но она меня любит.

— В добрый час. У нее, наверное, много друзей среди арестованных вольнодумов? Это перед ней тебе неудобно? — Бухарин растерянно смотрел на него. — Шучу. А ты совсем разучился шутить. Но с женитьбой тебя поздравляю. — И Коба обнял Бухарина.

Когда тот вышел, он сказал:

— Видишь ли, Фудзи, мне хочется, чтобы ты подружился с ним… в дальнейшем. Но пока внимательно наблюдай за этим неискренним товарищем.

Коба замолчал. И я понял, почему так часто попадал на доклады Ягоды о Бухарине. Я торопливо возразил:

— Но, Коба, мне нужно ехать в Париж. Мы должны наладить новый канал связи с Германией.

— Ты будешь налаживать то, что я тебе прикажу…

Вот так он сделал меня стукачом при Бухарине.

Думаю, в тот день я… сломался.

Погром старых борцов

Летом того же 1934 года газеты всего мира сообщили о невероятной новости — разгроме путча вчерашних сподвижников Гитлера.

Я с изумлением читал на работе иностранные газеты. Гитлер уничтожил множество отцов нацистского движения — «старых борцов»-штурмовиков. Журналисты гадали, что же произошло в Германии. Не скрою, я тоже не понимал. Еще при мне началась эта странная полемика Фюрера с главой штурмовиков Ремом и обозленными ветеранами штурмовых отрядов, приведшими Фюрера к власти.

Гитлер провозгласил новый лозунг: «Революция закончена, начинается эволюция». Но штурмовики и Рем были против. Возмущенная вольница голосом Рема объявила: «Мы не потерпим, чтобы наша Революция заснула на полдороге».

Этими призывами к продолжению Революции вожди штурмовиков пугали поддерживавших Гитлера немецких олигархов. Настаивая на подчинении немецкой армии своему руководству, Рем стращал других важнейших союзников Фюрера — генералов вермахта.

Миллионная армия головорезов-штурмовиков становилась опасной оппозицией. Но надо отдать должное Фюреру — он мог не страшиться старых товарищей. Он вовремя позаботился о сопернике буйных штурмовиков. Гитлер создал отряды СС — свою личную охрану. В эту охрану сначала входили несколько сотен человек. Но Гитлер своевременно — за четыре года до прихода к власти — поручил реформировать СС некоему тщедушному человеку с гитлеровскими усиками, Генриху Гиммлеру. Еще в недавнем прошлом это был безвестный нацист, владелец куриной фермы, работавший прежде в фирме, производившей удобрения. В партии его называли Генрих-навоз. Уже вскоре произносить презрительную кличку стало опасно. Этот господин, похожий на унылого клерка, за какие-то несколько лет превратил охрану Фюрера в могущественнейшую армию. На моих глазах служба в рядах СС становилась все более престижной. СС стремительно сделалась самой грозной силой. Внутри нее Гиммлер создал мощную службу безопасности, необычайно напоминавшую мне… родную Лубянку. Как и у нас, одно упоминание о всесильном, таинственном СС наводило ужас на обывателя.

Между эсэсовцами и буйными штурмовиками шла теперь скрытая война, готовая перерасти в открытую.

Но я уверен: при всех разногласиях штурмовики были преданы Гитлеру и никогда не решились бы ни на какой путч. Ведь не было бы Гитлера — не было бы их самих. Тогда что же случилось?