Легенды Арбата

— Кстати, я бы как мужчина мужчине порекомендовал вам сшить новый костюмчик. Все-таки Париж, вы знаете. О, успеют, в МИДовском ателье обычное дело за полдня выезжающему шить. Вас уже ждут.

...Он шел домой как зомби. Робот утерял ориентацию в пространстве. Так могла бы перемещаться статуя Командора, забывшая адрес Доны Анны. Город раздвигался, вращался и смыкался за ним.

Дома он закрыл дверь, задвинул шторы, выпил стаканом дареный коньяк и уставился в стену. Он был трезв, он был невменяем, он представлял собой стоп-кадр истерики, законсервированной до температуры вечной мерзлоты.

Он пытался анализировать свое сумасшествие, но мысли соскальзывали с оледенелого мозга.

Потом зазвонил телефон.

5. Контрольный звонок

— Здравствуй, мой мальчик, все ли у тебя в порядке? Але? Ты хорошо меня слышишь? Это я, твой дядя.

Слабо знакомый голос поднимал Симона из глухих глубин на поверхность, как натянутая леска вытягивает рыбку. Он медленно осознал себя в мире и сказал:

— Это я?..

— Удалось ли, тебе что-нибудь сделать? — продолжал дядя.

— В каком смысле? — таращил глаза тупой молодой адвокат.

— В смысле твой приезд ко мне — тебе пошли навстречу? Или тебе по-прежнему отказали? Так ты скажи мне. Але! Але! Почему ты молчишь?

— Я не знаю, что произошло, — истерически хихикнул Симон, — но, наверное, я прилечу к тебе завтра. «Аэрофлотом». Из Москвы. В Орли.

— Это точно?

— Не знаю. В КГБ мне так сказали.

— В КГБ? Что у тебя случилось?.. Но ты дома, тебя не арестовали?

— Я не знаю!!! — заорал Симон. — Я вообще ничего не знаю и ничего не понимаю!!! Мне дали загранпаспорт, и сказали, что все сделают сами, и я могу лететь когда захочу, так что все в порядке, но вообще я не знаю, я чего-то не понимаю, это немного странно, это просто конец какой-то, но вообще вот, значит, решилось...

— Ага, — говорит дядя. — Значит, все-таки, помогло.

— Что — помогло?..

— А, не важно.

— Дядя, — страшным голосом говорит Симон. — Ты что-то знаешь?

— Ну, что-то я, наверное, таки знаю.

— Ты что-то знаешь про то, как меня выпускают? Ты что, вообще имеешь к этому отношение?

— К чему — к этому?

И Симон начинает пересказывать, к чему — «к этому», — и гадкие зябкие волны бегут по коже, когда он представляет, как сейчас сидит на проводе майор и слушает все его песни безумной сирены, летящие во враждебный мир капитализма.

— Значит, надо было поступить так раньше, — заключает дядя.

— Как — «так»? Ты что-то сделал? Что ты сделал?

— Я? Что я мог сделать? Я уже немолодой человек, я уже пенсионер. Я позвонил Шарлю.

— Какому Шарлю?

— Какому Шарлю я мог позвонить? Де Голлю.

Симон ясно увидел свое будущее: рукава смирительной рубашки завязаны на спине, и злые санитары вгоняют в зад огромные шприцы...

Он истерически хихикнул и спросил:

— Почему ты мне сразу не сказал, что шизофрения наш семейный диагноз?

— Тебя хотят принудительно лечить? — подхватывается дядя.

6. Офицеры и джентльмены

После предыдущего разговора с вьющимся от лжи и засыхающим от грусти племянником — дядя, исполненный недоверия, пожал плечами и набрал номер.

— Канцелярия президента Французской Республики, — с четким звоном обольщает женский голос.

— Передайте, пожалуйста, генералу де Голлю, что с ним хочет поговорить полковник Левин.

— Простите, мсье? Господин президент ждет вашего звонка?

— Наверное, нет. А то бы поинтересовался, почему я не звонил так долго.

— Я могу записать просьбу месье и передать ее для рассмотрения заместителю начальника канцелярии по внутренним контактам. Какое у вас дело?

— Деточка. Двадцать лет назад я бы тебе быстро объяснил, какое у меня к тебе дело. И знаешь? — тебе бы понравилось.

— Месье!

— Медам? Запиши: с генералом де Голлем хочет поговорить по срочному вопросу его фронтовой друг и начальник отдела штаба Вооруженных сил Свободной Франции полковник Левин! Исполнять!! И если он тебя взгреет — я тебя предупреждал! Ты все хорошо поняла?

— Ви, месье.

Левин мечтательно возводит глаза, достает из шкафа папку и начинает перебирать старые фотографии.

Вечером звонит телефон:

— Мсье Левин? Вы готовы разговаривать? С вами будет говорить президент Франции.

И в трубке раздается:

— Эфраим, это ты? Что ты сказал Женевьев, что у нее глаза, будто ее любовник оказался эсэсовцем?