Верь в мою ложь

Поскольку огромные ворота погрузочного цеха были открыты для грузовика, на складе было чудовищно холодно. И слишком шумно, потому что из динамиков под потолком неслась громкая музыка, как будто кто-то решил, что старые песни Карлоса Сантаны могут немножко согреть помещение.

Манетт подошла к брату. Он посмотрел в её сторону и кивнул в знак приветствия. Манетт пришлось кричать во всё горло, чтобы Николас расслышал её сквозь музыку. Она спросила, могут ли они поговорить. Его ответ; «Перерыв ещё не скоро», — разозлил Манетт.

— Бога ради, Николас! Не думаю, что тебя уволят, если ты отойдёшь на пять минут!

— Мы должны загрузить машину. Он ждёт.

Николас имел в виду водителя грузовика, который, судя по его виду, совсем не рвался в путь. Он, правда, подошёл к машине и открыл дверцу со стороны водительского сиденья, но только для того, чтобы достать изнутри термос, из которого налил в кружку нечто горячее. Похоже, шофёр был вполне доволен тем, что ему выпал перерыв.

Манетт снова заговорила:

— Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Спроси разрешения отойти, если хочешь. Или мне это сделать за тебя?

В любом случае начальник Николаса шёл в их сторону. Он сдвинул шляпу на затылок, приветствуя Манетт, назвав её «миссис Макгай», что укололо Манетт прямо в сердце, хотя это действительно была её законная фамилия.

— Мистер Перкинс, можно мне ненадолго отвлечь Николаса? — спросила она. — Мне нужно с ним поговорить. Это весьма важно. Семейное дело.

Последние слова она добавила просто для того, чтобы этот человек вспомнил (если он нуждался в таком напоминании), кем является Николас.

Мистер Перкинс посмотрел в сторону грузовика, на лениво стоявшего шофёра, и, сказав: «Пять минут, Ник», ушёл.

Манетт направилась к более тихому местечку, где можно было бы поговорить, — оно находилось за углом склада. Там обычно собирались курильщики, но сейчас никого не было, и только на земле валялись многочисленные свидетельства того, что обычно здесь происходило. Манетт сделала мысленную заметку насчёт того, чтобы обсудить это с Фредди. Потом так же мысленно перечеркнула её и сделала новую: разобраться самой.

Она сказала брату:

— Речь о Тиме и Грейси.

И вкратце пересказала ему все детали: о намерениях Найэм, об ответственности Кавеха, о позиции их отца в этом вопросе, о переживаниях Тима, о потребностях Грейси, закончив словами:

— Мы должны что-то предпринять, Ник. И должны сделать это быстро. Если мы будем медлить, невозможно предугадать, до чего дойдёт Тим. Он слишком разбит всей этой историей.

Её брат снял рабочие перчатки, достал из кармана тюбик с густым лосьоном и начал смазывать руки. Манетт мельком подумала о смысле этой процедуры: конечно же, Николас хотел, чтобы его руки оставались мягкими ради Алатеи. Алатея была из тех женщин, ради которых мужчины готовы следить за руками.

— Но разве не Найэм должна заниматься детьми, заботиться об их психологическом состоянии и так далее? — спросил Николас.

— Конечно, это так, при обычном положении вещей. Матери заботятся о детях, дети принимают их заботу. Но Найэм не желает жить как все, во всяком случае с тех пор, как Ян ушёл от неё, и ты это прекрасно знаешь.

Манетт наблюдала за тем, как брат втирал лосьон в кожу. Уже почти два года он постоянно занимался тяжёлым физическим трудом, и не только на фабрике, но и ещё на площадке в Арнсайде, где восстанавливалась оборонительная башня; однако никто бы и не догадался об этом, видя его пальцы, ногти, ладони… Они были как у женщины, только крупнее.

— Кто-то должен вмешаться, — продолжила Манетт. — Хочешь верь, хочешь нет, но Найэм твёрдо решила бросить своих детей с Кавехом Мехраном.

— Но Кавех неплохой парень. Он мне нравится. А тебе нет?

— Речь не о нём! Бога ради, Ник, он вообще не принадлежит к нашей семье! Послушай, я вполне либеральный человек, и пока дети жили со своим отцом, я считала, что всё в порядке. Уж лучше бы они жили с Яном, на ферме, где им было свободно и спокойно, чем с Найэм, которая просто кипит яростью и жаждой мести. Но теперь всё иначе. И Тим…

— Но для окончательного решения нужно время, разве не так? — сказал Николас. — Сдаётся мне, что Ян умер не так уж давно, и пока вряд ли кто-то может решить, что лучше для его детей.

— Может, и так, но в любом случае они пока должны находиться с родными. Если не с матерью, то с кем-то из нас. Ник, я знаю, что между тобой и Яном не было особой любви. Он был резок с тобой. Он не верил тебе. Он и папу убеждал, что тебе нельзя верить. Но кто-то из нас всё-таки должен обеспечить этим детям чувство безопасности, семьи и…