Верь в мою ложь

— Не устроит. И смени тон.

— Тон?

— Ты чертовски хорошо меня понял. Мне бы надо просто дать тебе под зад и спустить тебя с лестницы, но я намерен вместо того оказать тебе милость. Я собираюсь сказать тебе три словечка, и надеюсь от всей души, что Господь заставит тебя насторожить уши. Ты меня слушаешь, Зед? Я не хочу, чтобы ты пропустил эти слова. Вот они, внимание: Новый Скотленд-Ярд.

К полному удовлетворению Родни, эти слова действительно остановили Зеда Бенджамина, готового доказывать свою правоту. Репортёр нахмурился. Задумался. И наконец сказал:

— А что насчёт Скотленд-Ярда?

— Они в деле.

— Вы хотите сказать, они расследуют этот случай?

— Я хочу сказать кое-что получше. Они отправляют туда одного типа — такого, знаешь, в замшевых ботиночках, если ты меня понимаешь. И он не из Независимой комиссии.

— То есть это не внутреннее расследование? А тогда что это такое?

— Особое назначение. Всё шито-крыто, никому ни словечка, полная секретность. Ему, судя по всему, дали задание составить список тамошнего народа и дважды его проверить. И доложить начальству, когда закончит.

— Но зачем всё это?

— А вот в этом-то и суть, Зед. Что-то кроется за этой смертью.

Родни хотелось добавить, что это как раз то, что Зед и должен был узнать там, на месте, если бы как следует постарался, если бы приложил такие же усилия, какие прилагал сам Родни, чтобы очутиться на месте редактора…

— То есть мне не нужно ничего выдумывать, чтобы добавить перца в статью, — сказал Зед, как будто нуждался в уточнении. — То, о чём вы говорите, уже имеется…

— Мы, в «Сорс», — почти набожным тоном произнёс Родни, — не нуждаемся в выдумках. Нам просто нужно искать всё прямо на местах.

— А можно спросить… Откуда вы это знаете? То есть я имею в виду Скотленд-Ярд. Как вы могли узнать, если всё делается тайно?

Это была одна из тех ситуаций, когда в Родни пробуждалось нечто вроде родительского превосходства, и он очень любил такие моменты. Аронсон поднялся из-за стола, обошёл его вокруг и водрузил свой могучий зад на угол столешницы. Конечно, такое положение нельзя было назвать слишком удобным, особенно если учесть, что брюки тут же начали натирать ему кожу, — но Родни нравилось думать, что такая форма общения подскажет большинству журналистов, что он намерен сообщить им нечто чрезвычайно важное. И обострит их внимание.

— Зедекия, я кручусь в этом бизнесе с самого детства. И когда я сидел там, где сейчас сидишь ты, я научился вот чему: мы тут ничто без информаторов, мы должны их искать, и я их имею везде, от Эдинбурга до Лондона и во всех местах между ними. Особенно в Лондоне, друг мой! У меня есть информаторы в таких местах, о которых многие и не слыхали. Я им почёсываю спинки, я их поглаживаю, я им плачу. И они усердно роют вокруг себя и приносят мне всё, что только могут.

На Бенджамина его слова явно произвели впечатление. Вообще-то он просто онемел. Перед ним был тёртый калач журналистики, и рыжий репортёр, похоже, наконец-то это понял.

Родни продолжил, наслаждаясь моментом:

— У Николаса Файрклога есть связи в Ярде. И он сам попросил провести расследование. Надеюсь, Зед, ты понимаешь, что это значит?

— Он подозревает, что Ян Крессуэлл утонул не случайно… А если это не был несчастный случай, у нас есть сенсация. То есть у нас в любом случае есть сенсация, потому что мы поймаем сыщика из Ярда там, на месте, а это любого заставит предположить, что происходит нечто странное, и нам только и нужно, что высказать в статье разные предположения…

— Аминь! — сказал Родни. — Возвращайся в Камбрию, да побыстрее!

Лондон, Чок-Фарм-роуд

Детектив Барбара Хейверс вернулась домой в таком тревожном настроении, что и названия ему подбирать не хотелось. Ей бы порадоваться тому, что удалось найти место для машины совсем недалеко от Итон-Виллас, но ей было всё равно, сколько придётся пройти до собственной двери. Как обычно, её малолитражка несколько раз кашлянула, когда Барбара выключила зажигание, но она этого почти не заметила. На ветровое стекло начали падать капли дождя, но и это она пропустила мимо внимания. Её мысли оставались там же, где они были в течение всей её долгой поездки домой от Ярда. Эти мысли сопротивлялись звучавшему в голове Барбары голосу, твердившему, что это уж слишком по-детски, но ей было всё равно, и уж конечно, такой голос не мог ничего изменить, хотя Барбара была бы только рада, если бы ему это удалось.