Верь в мою ложь

И тем не менее Барбаре нелегко было смириться с тем, что Линли и суперинтендант стали любовниками. И каждый разговор, и каждая встреча Барбары с Томасом были для неё отравлены мыслью об этих странных отношениях. Ей это было отвратительно. Не Линли был отвратителен, не сами по себе его шашни, но тот факт, что он не желал ничего ей рассказывать. Не то чтобы она ждала от него подобной откровенности. И не то чтобы действительно хотела её. И не то чтобы могла придумать какие-то рассудительные, разумные слова, которые стоило бы сказать, если бы вдруг Линли упомянул о своей интрижке. Просто они были напарниками, она и Томас, или, по крайней мере, назывались ими, а быть напарниками — значит… «Значит что?» — спросила себя Барбара. Но это был вопрос, на который она предпочла не отвечать.

Она наконец открыла дверцу машины. Дождь не был настолько силён, чтобы требовался зонтик, так что Барбара просто подняла воротник жакета, схватила пакет с новыми приобретениями и побежала к дому. И, как обычно, посмотрела на окна квартиры цокольного этажа эдвардианского здания, за которым прятался её крошечный коттедж. День уже переходил в сумерки, в окнах загорелся свет. Барбара увидела соседку, прошедшую мимо французского окна.

Ладно, подумала Барбара, она готова немножко пообщаться… Но на самом деле ей было необходимо. Чтобы кто-то заметил. Она провела столько часов в кресле проклятого дантиста, а вознаграждением за это оказался лишь короткий кивок Изабеллы Ардери и её слова: «Ну, теперь можно заняться и волосами, сержант», и на том всё и кончилось. И потому, вместо того чтобы обогнуть здание и пройти в садик за ним, где под высоченной белой акацией стоял её домик, Барбара направилась по каменным плитам прямиком ко входу в нижнюю квартиру и постучала в дверь. «Лучше уж пусть это заметит девятилетний ребёнок, чем никто вообще», — решила она.

Хадия тут же откликнулась, хотя Барбара и услышала, как её мать сказала:

— Милая, мне бы очень хотелось, чтобы ты так не делала. Там может оказаться кто угодно.

— Это я! — крикнула Барбара.

— Барбара, Барбара! — закричала Хадия. — Мама, это Барбара! Мы ей покажем, что мы тут сделали?

— Конечно, глупая девочка! Приглашай её.

Барбара вошла в пахнущее свежей краской пространство, и ей понадобилось меньше мгновения для того, чтобы понять, что именно «сделали» мать и дочь. Они перекрасили гостиную. Анджелина Упман сумела полностью изменить интерьер. Она раскидала по дивану декоративные подушки, и ещё в гостиной были два букета свежих цветов в двух вазах: одна, низкая и весьма артистичная, стояла на кофейном столике, вторая — на полке электрического камина.

— Правда, чудесно?

Хадия таращилась на мать с таким обожанием, что у Барбары сжалось горло.

— Мамочка умеет делать всё по-особенному, и это так просто на самом деле! Правда, мама?

Анджелина наклонилась и поцеловала дочь в макушку. Потом взяла девочку за подбородок, заставила поднять голову и сказала:

— Ты, милая, самая главная моя поклонница, и я тебе за это благодарна. Но нам нужен независимый взгляд. — Она улыбнулась Барбаре. — Что ты думаешь? Мы с Хадией добились успеха при смене декораций?

— Мы решили устроить сюрприз, — добавила Хадия. — Барбара, ты только представь! Папа даже и не знает ничего!

Прежний грязновато-кремовый цвет стен сменился на нежную, светлую зелень ранней весны. Этот цвет был весьма к лицу Анджелине, и она, безусловно, это знала. «Разумный выбор», — подумала Барбара. На таком фоне Анджелина выглядела ещё более привлекательной, чем обычно: светлые волосы, голубые глаза, хрупкая, как эльф…

— Мне нравится, — сказала она, обращаясь к Хадии. — Ты помогала выбирать цвет?

— Ну… — Хадия переступила с ноги на ногу.

Она стояла рядом с матерью и тут же вскинула голову и посмотрела на Анджелину, прикусив нижнюю губу.

— Помогала, — беспечно соврала Анджелина. — За ней осталось последнее слово. Осмелюсь сказать, перед ней лежит будущее дизайнера по интерьерам, хотя вряд ли её отец согласится на это. Тебе, малышка, предназначено стать учёным.

— У-у! — прогудела Хадия. — Я хочу стать… — Последовал быстрый взгляд на мать. — Я хочу стать эстрадной танцовщицей, вот!

Это оказалось для Барбары новостью, но ничуть её не удивило. Она знала, что Анджелина на четырнадцать месяцев исчезала из жизни дочери под тем предлогом, что желает стать профессиональной танцовщицей. То, что исчезала она не в одиночестве, Хадии никто сообщать не стал.