Глубина в небе

И она поскакала рядом с ним по коридору, объясняя на ходу, как часто она пересматривала эти видео, и рассказывая, о чем с тех пор сплетничают люди.

Впервые с Чиви Лин Лизолет Винж познакомился в предполетное время в окрестностях Триленда. Это был восьмилетний сгусток чистейшей несносности. Почему-то объектом своего внимания она выбрала именно его. После еды или тренировки она подскакивала к нему сзади и толкала в плечо – и чем больше он злился, тем она была довольнее. Один хороший тумак сдачи мог бы изменить ситуацию полностью. Но восьмилетней девчонке тумака не дашь. Ей не хватало девяти лет до обязательного минимума члена экипажа. Место для детей – перед рейсом или после рейса, но не в экипаже, тем более направляющемся в пустынный космос. Но матери Чиви принадлежало двадцать процентов экспедиции…

Семья Лизолет. 17, по-настоящему матриархальная, происходила со Стрентманна, расположенного очень далеко от космоса Кенг Хо. И по облику, и по обычаю они были очень странными. Наверняка нарушили много всяческих правил, но малышка Чиви была включена в экипаж. И она провела в бодрствовании больше времени полета, чем все члены экипажа, кроме наблюдателей. Большая часть ее детства прошла среди звезд в окружении очень небольшого числа взрослых, часто даже в отсутствии родителей. И одна эта мысль уже почти полностью гасила раздражение Винжа. Теперь ее физические нападения сменились словесными – большое благо, учитывая сложение стрентманнианцев.

Сейчас они оба шли по главной оси базы.

– Эй, Раджи, как дела? – махала рукой Чиви чуть ли не каждому встречному.

За мегасекунды до прибытия эмергентов капитан Парк разморозил почти половину флотских экипажей – достаточно, чтобы управлять всеми кораблями и системами оружия, имея при этом горячий резерв. Полторы тысячи людей – это был бы всего лишь большой прием в обиталище его родителей. А здесь это была толпа, хотя многие находились во время Вахты за бортом. При таком количестве народа действительно было заметно, что обиталище – всего лишь времянка, что для этого экипажа надуваются новые отсеки и так далее. Главная ось – это были просто углы стыковки четырех очень больших надувных шаров. И поверхность их рябила, если случайно проходили одновременно четверо или пятеро.

– Не верю я эмергентам, Эзр. После всех этих благородных разговоров они нам глотки перережут.

Винж раздраженно хмыкнул.

– Чего ты тогда все время лыбишься?

Они миновали прозрачную секцию ткани – настоящее окно, не обои. За ним был парк времянки. На самом деле это были всего лишь большие бонсай, но они наверняка занимали больше места, чем все живые существа на стерильной базе эмергентов. Чиви завертела головой и на секунду замолчала. Такое действие на нее могли произвести только настоящие растения и животные. Ее отец был начальником жизнеобеспечения всего флота – и самым известным художником бонсай во всем космосе Кенг Хо.

Потом она вернулась к настоящему и снова презрительно заулыбалась:

– Потому что мы – Кенг Хо, только надо это припомнить! Мы на тысячи лет хитрее этих выскочек! Подумаешь, «эмергенты»! Они добились того, чего добились, потому что слушали открытые сети Кенг Хо, а то бы до сих пор сидели на своих развалинах.

Проход сужался, уходя вниз к перегибу. Сзади и сверху слышался говор и шаги экипажа, приглушенные тканью стен. Это был самый внутренний пузырь всего обиталища. Если не считать рангоута и силовой батареи, это была единственная абсолютно необходимая часть: бактериальная яма.

И работа здесь была самая нудная и грязная, которую только можно придумать: чистка бактериальных фильтров под гидропоникой. Здесь уже растения так хорошо не пахли. Честно говоря, их устойчиво крепкое здоровье сигнализировало о себе вонью гниения. Почти вся работа здесь могла выполняться машинами, но бывали критические случаи, ставившие в тупик лучшую автоматику, а о телемеханике никто не позаботился. В определенном смысле это была очень ответственная должность. Ошибись по глупости – и бактериальный штамм может сквозь мембрану проникнуть в верхний бак. Еда обретет вкус блевотины, а вонь может проникнуть в систему вентиляции. Но даже самая страшная ошибка вряд ли кого убьет – на звездолете были и другие бактериальные, изолированные друг от друга.

И потому здесь было место обучения, по стандартам суровых учителей идеальное: работа хитрая, физические неудобства вполне ощутимые, а ошибка вызывает последствия, с которыми очень трудно сжиться.