Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)

– Повесь, пожалуйста! – попросила она. – Я сейчас описаюсь! Ей богу! Фью!

«Фью!» было любимым междометием Вай.

– Конечно, Вай, – произнес Говард и встал с темно-синим пальто Вай в руках. Он не сводил с нее глаз, пока она бежала по коридору и через дверь ванной.

– Электрокомпания очень любит, когда ты оставляешь включенный свет, Гови, – крикнула она через плечо.

– Я нарочно, – ответил он. – Знал, куда ты сразу помчишься.

Она засмеялась. Он слышал шорох ее белья.

– Ты слишком хорошо меня знаешь – у посторонних это называется любовью.

«Надо сказать ей – предупредить ее», – подумал Говард, зная, что не сможет этого сделать. Что он ей скажет? Берегись, Вай, там из трубы раковины торчит палец, не дай ему ткнуть тебя в глаз, когда наклонишься за стаканом воды?

Кроме того, это ведь просто галлюцинация из-за воздуха в трубах и из-за того, что он боится мышей. Теперь, когда прошло несколько минут, он в это почти верил.

Как бы там ни было, он стоял с пальто. Вай на руках, ожидая, когда она завизжит. И спустя десять-пятнадцать бесконечных секунд услышал:

– Боже мой, Говард!

Говард подскочил, еще крепче прижимая пальто к груди. Сердце, уже было успокоившееся, снова начало выстукивать морзянку. Он порывался заговорить, но слова застревали в горле.

– Что? – наконец выговорил он. – Что такое, Вай?

– Полотенца! Попадали на пол! Что случилось?

– Не знаю, – отозвался он. Сердце колотилось еще быстрее, и он не мог определить, чем было тошнотворное ощущение где-то в самом низу живота -облегчением или ужасом. Наверное, он свалил полотенца, когда налетел на стену.

– Наверное, привидения, – сказала она. – Кроме того, не хочу тебя пилить, но ты забыл закрыть раковину.

– Извини, – произнес он.

– Ну да, ты всегда так говоришь, – донесся ее голос. – Ты, наверное, хочешь, чтобы я туда свалилась и утонула. Когда-нибудь так и случиться! -Чавкающий звук – она сама заткнула пробку. Говард выжидал, затаив дыхание, все еще сжимая пальто.

– У кого рекорд по количеству удалений за одну игру? – спрашивал Алекс Требек.

– Том Сивер? – Милдред слегка откинулась.

– Роджер Клеменс, бестолочь, – сказал Говард.

Пш-ш-ш! – донесся шум сливаемой воды. Вот сейчас наступит момент, которого он ждет (до Говарда только сейчас дошло), пауза, казалось, длится бесконечно. Потом взвизгнул кран с горячей водой (он все собирался починить этот кран и все забывал), вода потекла в раковину, и Вай начала мыть руки.

Никакого визга.

А откуда быть визгу, если никакого пальца нет?

– Воздух в трубах, – более уверенно произнес Говард и пошел вешать пальто жены.

Она вышла, оправляя юбку.

– Я принесла мороженное, – сказала она, – вишневое с ванилью, как ты хотел. Но для начала давай попробуем пиво, Гови. Новый сорт. Называется «Американское зерно». Я о таком никогда не слышала, но оно было на дешевой распродаже, и я взяла шесть банок. Не рискнешь – не выиграешь, так ведь?

– Точно, – сказал он, морща нос. Когда Вай принесла ему из кухни стакан со своим новым приобретением, он понял, что страх прошел. Он решил, что лучше страдать галлюцинациями, чем наблюдать, как настоящий палец высовывается из слива раковины – живой, указующий во все стороны.

Говард опять уселся на стул. Когда Алекс Требек объявил тему последней суперигры – шестидесятые годы, он задумался над тем, что ему было известно из различных телепередач: галлюцинации бывают у людей, страдающих либо а) эпилепсией, либо б) опухолью мозга. И таких передач он помнил немало.

– Знаешь, – сказала Вай, возвращаясь в комнату с двумя стаканами пива, – не нравятся мне вьетнамцы, которые держат этот магазин. И, наверное, никогда не понравятся. По-моему, они подлые.

– Ты видела, чтобы они делали что-нибудь подле? – спросил Говард. Он и сам считал, что супруги Ла какие-то не такие… но сегодня это его мало волновало.

– Нет, – ответила Вай, – не видела. Тем более они подозрительные. И еще они все время улыбаются. Отец меня всегда учил: «Нельзя доверять улыбающемуся мужчине. И еще он говорил… Говард, с тобой все в порядке?

– Что он говорил? – спросил Говард, делая слабую попытку вернуться на землю.

– Очень мило, дорогой, ты бледный, как молоко. Что с тобой? Тебе плохо?

«Нет, – хотелось сказать ему, – мне не плохо – это слишком мягко сказано. Я думаю, нет ли у меня эпилепсии или опухоли в мозгу, Вай, -может от этого стать плохо?»