Бесплодные земли

– Я – человек с тысячью прозваний, напарник, – сказал из тьмы своего капюшона незнакомец, и хотя голос его звучал серьезно, Тик-Так расслышал таящийся у самой поверхности смех. – Я Джимми, я Тимми, иным я Ловкач, Искусник и Щеголь – другим; меня Победителем кличут порой, порой – Проигравшимся-в-Дым. Зови хоть Повешенным, хоть Палачом – ей-ей, не обижусь ничуть. Ты только, дружок, меня вовремя в дом к обеду позвать не забудь.

Человек в дверном проеме запрокинул голову, и его смех, больше похожий на волчий вой, прихватил морозцем кожу на руках и спине раненого, собрав ее пупырышками гусиной кожи.

– Когда-то меня величали Вечным Пришельцем, – продолжал этот человек. Он двинулся к Тик-Таку. Тот застонал и попытался отползти назад. – Еще меня звали Мерлин или Мэйрлин – впрочем, разницы нет, все равно имя никогда не был, хоть ничего и не отрицал. Порой меня называют Чародеем… или Колдуном… Чернокнижником… но я надеюсь, Эндрю, мы можем обойтись без этих пышных словес и беседовать более человеческимязыком.

Он откинул капюшон, открыв светлое широколобое лицо, в котором, невзирая на всю приятность черт, не было ничего человеческого. На скулах Чернокнижника рдели пышные розы лихорадочного румянца, голубовато-зеленые глаза искрились бурным весельем, чересчур диким и необузданным, чтобы быть порождением здравого рассудка; иссиня-черные волосы торчали дурацкими слипшимися вихрами, как перья ворона, пунцовые губы открывали в усмешке зубы каннибала.

– Зови меня Фэннин, – объявило ухмыляющееся видение. – Ричард Фэннин. Быть может, это не вполневерно, но, полагаю, для руководящей должности сойдет. – Он протянул руку с девственно гладкой ладонью. – Что скажешь, напарник? Пожми-ка руку, которая потрясла мир.

Существо, когда-то бывшее Эндрю Квиком и известное в чертогах Седых под именем Тик-Така, взвизгнуло и вновь попыталось отползти назад. Лоскут кожи, содранный с его головы пулей мелкого калибра, которая не продырявила, а лишь оцарапала череп, болтался из стороны в сторону; длинные пряди светлых с проседью волос продолжали щекотать щеку. Квик, однако, больше не чувствовал этого. Он позабыл даже про ноющую боль под черепом и острую, дергающую – в ямке на месте левого глаза. Все его мысли слились в одну: "Надо во что бы то ни стало удрать от этого чудовища в человеческом обличье".

Но когда незнакомец схватил правую руку Эндрю Квика и пожал ее, эта мысль испарилась, как сон в минуту пробуждения. Крик, запертый в груди Квика, сорвался с губ любовным вздохом. Он тупо уставился вверх, на ухмыляющегося пришельца. Отслоившийся лоскут кожи покачивался.

– Что тебя беспокоит? Должно быть, это.Оп-ля! – Фэннин резким движением оторвал свисающий клочок кожи. Смутно забелел пятачок черепной кости. Звук был такой, точно рвалась толстая ткань. Квик истошно взвизгнул.

– Ну-ну, секундное дело. – Присев на корточки перед Квиком, этот человек говорил с ним, как мог бы говорить снисходительный отец с занозившим палец ребенком. – Капельку поболит и перестанет. Ведь так?

– Д-да, – пробормотал Квик. Верно, боль уже утихала. И когда Фэннин снова протянул к Эндрю руку и стал ласково поглаживать левую сторону его лица, тот инстинктивно дернулся назад, но тотчас совладал с собой. Он чувствовал, как с каждым прикосновением этой руки, не имеющей линий судьбы, к нему возвращаются силы. Квик с немой признательностью поглядел на нового знакомца. Губы его дрожали.

– Тебе лучше, Эндрю? Лучше, правда?

– Да! Да!

– Если хочешь поблагодарить меня – а я уверен, ты хочешь, – нужно сказать то, что обыкновенно говорил один мой старый знакомец. В конце концов он предал меня, но все же довольно долго он был мне хорошим другом, и в моем сердце по сей день есть для него уголок. Скажи "жизнь за тебя", Эндрю. Можешь ты это сказать?

Эндрю мог – и сказал; собственно, он повторял эти слова и, казалось, не мог остановиться. "Жизнь за тебя! Жизнь за тебя! Жизнь…"

Фэннин вновь притронулся к его щеке, и голову Эндрю Квика пронзила страшная, невыносимо острая боль. Он испустил пронзительный крик.

– Прошу прощения, но времени мало, а тебя, что называется, заело. Эндрю, позволь задать тебе прямой вопрос: ты был бы рад прикончить стрелявшего в тебя позорника? А его дружков и удальца, что притащил мальчишку сюда, – особенно его? А шавку, лишившую тебя глаза, Эндрю? Хотелось бы тебе этого?

– Да! – выдохнул бывший Тик-Так. Его окровавленные руки сжались в кулаки. – Да!