Единожды разглядев, Эдди теперь уже не мог не видеть смутно различимый проход, пронзающий неряшливый хаос зарослей, со всех сторон подступавших к поляне; как по линейке вычерченную прямую, обозначившую ход Луча. Молодой человек внезапно проникся сознанием того, какая колоссальная силища должна струить свои потоки вокруг (и, вероятно, прямехонько сквозьнего, как рентгеновские лучи), и был вынужден подавить острое желание отойти в сторону, хоть на шаг вправо или влево.
– Слышь, Роланд, а не сделает оно меня стерильным?
Роланд со слабой улыбкой пожал плечами.
– Будто русло реки, – изумленно вымолвила Сюзанна. – Такое заросшее, что его и не заметишь… и все-таки оно есть. Рисунок, в который сложились тени, не будет меняться, пока мы остаемся на тропе Луча, верно?
– Нет, отчего же, – отвечал Роланд. – Конечно, тени будут перемещаться сообразно движению солнца по небу, однако мы всегда сможем увидеть Луч. Надобно помнить, что он течет одною и той же дорогою тысячи – быть может, десяткитысяч лет. Посмотрите-ка на небо.
Они послушно задрали головы и увидели, что редкие перистые облака также собраны "елочкой", параллельной Лучу… и что внутри создаваемого Лучом силового коридора облака плывут быстрее, чем по обе стороны от него. Их гнало на юго-восток. Толкало в направлении Темной Башни.
– Видите? Даже облака не могут не повиноваться.
В сторону путников летела стайка птиц. Поравнявшись с руслом Луча, она на миг отклонилась в сторону, к юго-востоку. Эдди, ясно видевший это, с трудом верил своим глазам. Птицы пересекли узкий коридор, где незримо властвовал Луч, и вернулись на прежний курс.
– Ну, ладно, – сказал молодой человек, – по-моему, надо двигать. Как гласит народная глупость, дорога в тыщу миль начинается с одного шага, и тэ дэ, и тэ пэ.
– Погоди минутку. – Сюзанна смотрела на стрелка. – Ведь теперь-то эта тысяча миль уже нетысяча, правда? О каком,собственно, расстоянии идет речь, Роланд? Пять тысяч миль? Десять?
– Не могу сказать. Дорога очень дальняя.
– Ну, и как же мы ее одолеем, черт побери, когда вам обоим везти меня в этом чертовом кресле? Нам крупно повезет, если мы сумеем делать по этой твоей Свалке по три мили в день, и ты это знаешь.
– Путь уже открыт, – терпеливо отвечал ей Роланд, – и покамест этого довольно. Возможно, еще придет время, когда мы будем продвигаться к цели быстрее, чем тебе хотелось бы, Сюзанна Дийн.
– Да-а? – она задиристо и ядовито поглядела на него, и Эдди с Роландом уже не в первый раз разглядели в глубине ее глаз Детту Уокер, отплясывающую угрожающий хорнпайп (английский матросский танец). – Ты что, где-то прикопал гоночную тачку? Если так, не помешала бы еще и хорошая дорога, черт возьми!
– И ландшафт, и способ нашего передвижения по нему будут меняться. Так бывает всегда.
Сюзанна отмахнулась от стрелка; "да иди ты!" говорил этот жест.
– Ты прямо как моя маменька с ее "Бог не оставит".
– А разве не пекся Он о нас до сих пор? – серьезно спросил Роланд.
Мгновение Сюзанна смотрела на него в немом удивлении, потом запрокинула голову, и к небу взлетел ее смех.
– Ну, это, наверное, как посмотреть. Могу сказать только одно, Роланд: если сейчас мы не оставлены Его заботой, то мне жутко не хочется думать, что же будет, вздумай Он отпустить нас без призора.
– Эй, хватит вам, пошли, – вмешался Эдди. – Я хочу свалить отсюда. Не нравится мне это место.
Эдди не кривил душой, однако дело было не в одной лишь антипатии, какую внушала ему поляна. Молодой человек рвался ступить наконец на заветную тропу, на хоронящуюся от чужого глаза дорогу, и сгорал от нетерпения. Каждый шаг приближал Эдди к полю роз и царящей над его багряным простором Башне. Не без некоторого удивления юноша понял, что намерен увидеть ее – или погибнуть, добиваясь этого.
"Поздравляю, Роланд, – подумал он. – Дело сделано. Я теперь один из обращенных. Ну, кто-нибудь, – аллилуйя!"
– Еще одно, пока мы не тронулись в путь. – Роланд изогнулся и развязал сыромятный шнур на левом бедре. Затем он не спеша принялся расстегивать пряжку револьверного ремня.
– А это что за фортеля? – поинтересовался Эдди.
Роланд выдернул конец ремня из пряжки и протянул портупею юноше.
– Ты знаешь, почему я делаю это, – невозмутимо промолвил он.
– Надевай взад, старина! – Эдди пришел в страшное смятение; в душе у него бурлили самые противоречивые чувства, а пальцы, даже сжатые в кулаки, дрожали. – Что это ты, интересно знать, вытворяешь?