– Поэтому, – продолжал полковник, – может быть, не стоит ему давать подобных заданий. – Он отпил глоток. – Может быть, отправлять его в 731-й отряд ещё и рановато, но, Номура-сан, давайте подумаем о том, как можно было бы использовать его болтливость в наших интересах. Вы понимаете, о чём я говорю?
После окончания совещания, которое они с Асакусой проводили каждые две недели для обмена информацией, Номура сел в машину и, отвечая на молчаливый взгляд водителя, сказал:
– Покатаемся.
Водитель дал сигнал, дежурный открыл ворота миссии, и машина выкатилась направо, на Больничную улицу.
«Дался ему этот Сорокин!»
Финал разговора с полковником беспокоил Номуру, и это его очень раздражало – Асакуса, конечно, чего-то недоговаривает.
«Постоянно подбрасывает мне этих русских. Местных. Эту помойку! Политические отбросы! Им бы объединиться… создать что-то боевое, единое… а они перессорились, раздробились, сбились в какие-то мелкие группы, партии! Тараканы!!! Именно – тараканы! Только тараканы всегда живут кучей, но никогда вместе! – Номура не мог успокоиться. – А с другой стороны, в чём его вина, это же я первый упомянул Сорокина!» Машину мирно покачивало на мостовой; Номура раздражался всё больше: «Он сделал правильное дело, объединил русскую эмиграцию, создал БРЭМ, хотя и БРЭМ буксует… Да при чём тут БРЭМ? Ерунда! Дело не в этом!»
Он уже понимал, что дело действительно не в этом, а в чём-то другом, чего он не знает, и это выводило его из себя.
«Адельберг? Зачем ему этот старый офицер? Нет! Что-то есть ещё, что-то более важное! Надо всё обдумать в спокойной обстановке!»
Проехав по виадуку над железной дорогой, водитель повернул на Участковую.
Номура уже окончательно был уверен, интуиция подводила его редко, что в ведомстве Асакусы что-то случилось важное, но что? И что он будет докладывать в Токио? Тут одним опиумом не обойдёшься…
«Дора!»
Номура подскочил на сиденье и судорожно застучал пальцами по плечу водителя:
– В Фуцзядянь! На Шестнадцатую! К Доре!
«Она успокоит!» – закончил он про себя.
Глава 3
После ухода Номуры Асакуса некоторое время пребывал в задумчивости. Он то выходил из-за стола, то снова садился, брал и ставил на место стакан с остывшим чаем. «Надо поговорить с Юшковым», – наконец решил он.
С этой мыслью полковник поднялся, вышел из кабинета и стал спускаться в подвал.
По крутой лестнице, очень неудобной для его раненой ноги, Асакуса спустился в тускло освещенный коридор. Внизу у самой двери стояла тумбочка с телефонным аппаратом и стол, за которым сидел дежурный офицер. Увидев полковника, тот вскочил и вытянулся.
– Как тут у вас? – на ходу спросил Асакуса.
– Всё нормально, господин полковник, только из пятнадцатой – отдал богу душу.
Асакуса остановился. Он вспомнил, что в пятнадцатой камере сидел китайский студент, на которого донесли, что он то ли покупал детали для радиоприёмника, то ли продавал их.
– Ну отдал и отдал! А если Богу, то его счастье! – сказал полковник, а сам подумал: «В конце концов, это дело жандармерии. Да и какая душа у китайца и какому Богу он её отдал? Ох уж эти русские, всё бы им Бог!»
– Кто с ним работал последний?
– Переводчик Ляо!
– Хм! – хмыкнул полковник и подумал: «Переводчик! По переводу с одного света на другой!» – И что же?
– Не могу знать, господин полковник, только кричал уж больно громко этот китаец и всё горлом клокотал. Видать, захлёбывался…
– А чайник Ляо приносил большой?
– Большой. Я такого даже и не видал. Из дому, что ли, приволок! Извините!
Дежурный по внутренней тюрьме, бывший штабс-капитан, уже почти старик, перекрестился, опустил голову и стал переминаться с ноги на ногу.
– Что, жалко вам этого, из пятнадцатой?
– Никак нет, господин полковник! Ведь гадина коммунистическая! Как же жалеть?
Асакуса посмотрел на него внимательно:
– Это вам Ляо сказал?
– Никак нет, господин полковник, господин Ляо ничего не говорил! – Дежурный уже стоял навытяжку.
– Так с чего вы взяли, что «коммунистическая»?
Дежурный глотнул воздуха:
– Так они все, китайцы…
Асакусе вдруг стало неинтересно.
– Ладно… – промолвил он. – Как остальные?
– Тихие, господин полковник, словно голуби…
Асакуса снова глянул на дежурного:
– А как «голубь» из особой?
– Храпит! Вот уж неделю храпит. К нему не ходят, так он сутки напролёт храпит, а то всё стонал.