Волчья сотня

Все было кончено за несколько минут. Казаки вытирали окровавленные шашки и убирали их в ножны. Лошади убитых убежали в степь, а впряженные в телеги стояли молча, понурив головы. Саенко развернул телеги в сторону сгоревшего хутора, свистнул лошадям и огрел еще каждую вожжами:

– Н-но, болезные! Пошли! – И в ответ на недоуменный взгляд Бориса пояснил: – Лошади-то с хутора. Сами назад телеги довезут. Не пропадать же мужицкому добру.

Пленный Василий спешился и оглядел убитых.

– Точно, это батьки Чижа люди. Он с Махно не воюет, но и под его начало не идет, сам себе хозяином хочет быть.

– А ты чего ж не ушел в суматохе-то? – тихонько спросил его Саенко.

– А куда мне идти-то? – Тот пожал плечами. – Одному в степи несладко, без оружия да без жратвы. К тому же с батькой Чижом у меня свои счеты. Да тут столько народу всякого ошивается в степи-то! Чуть подале перелески пойдут, дак там зеленые.

– Это ж какие зеленые, бандиты, что ли? – заинтересовался Борис.

– Сам ты бандит! – обиделся Василий. – Сказано тебе – зеленые. Это которые от войны хоронятся – не хотят ни с кем воевать: ни с белыми, ни с красными, и к Махно тоже не подаются. Их сразу по запаху отличить можно: дух от них нехороший, потому как моются они нечасто, да и с питанием тоже… сами понимаете… Вот не так давно, еще мы к Нечаевской не подошли, остановился наш отряд возле деревни одной. Я на часах стою. Место нехорошее такое: рощица, хаты далеко. Как навалится на меня детина! Колет, режет, кусается, как кошка бешеная. Бьемся в траве, барахтаемся. Никак я винтовку не освобожу. Верещим, орем, как псы, грыземся. Я его одолел, а и сам ослаб, не задержал, как он от меня в кусты уползал. Чуть кровью не зашел, до того я измят, перекусан. Может, это бешеный человек какой-нибудь был, может, дикий, зеленый… Но однако, если хотите на пасеку к вечеру успеть, то поспешать нужно. А коней можно тут недалеко попоить, там бочажок есть…

Азаров уже сидел в седле, спокойный и собранный, только в глаза его смотреть было страшно – не было там никакого чувства, один смертный холод.

Глава седьмая

«Объявленный Махно съезд… должен быть непременно запрещен, его делегаты преданы суду трибунала… Партия призвана употребить каленое железо для борьбы с отвратительным явлением махновщины…»

Л. Троцкий. Известия, Харьков, 191

Маленький отряд подъехал к хутору. За невысоким тыном белела чистенькая хата, поблизости стояли крытая соломой рига, сараи, в несколько рядов располагались ульи.

Навстречу всадникам вышел бодренький аккуратный старичок.

– Здравствуйте, господа хорошие! – приветствовал он гостей. – Здорово ли добрались?

– Здорово, хозяин, здорово! – ответил за всех Саенко, перехватив инициативу у офицеров. – А что, отец, не нальешь ли военным страдателям студеной водицы напиться, а то с утра не емши, так что кишка кишке песню поет?

– Заходите, господа хорошие, и водицы вам налью, и медку свежего с хлебцем…

Всадники спешились и прошли вслед за хозяином в небольшую чистую горницу, в которой сразу стало от них тесно и шумно.

– Скажи-ка, милейший, – обратился к хозяину полковник Азаров, – часто ли к тебе гости заглядывают?

– Ась? – переспросил хозяин, удивленно взглянув на офицера.

– Господин полковник спрашивают, – снова вступил в разговор Саенко, – не озоруют ли тут какие. Может, зеленые безобразят, может, от Махно люди?

– Никаких зеленых я не видел, – проговорил пасечник подозрительно честным голосом, глядя в глаза Саенко своими прозрачными светлыми глазами божьего человека, – а ежели зайдет какой прохожий человек, так я ему, как и вам, водицы налью да медком угощу. Документов у него не спрашиваю.

– Ну-ну, – неопределенно проворчал Саенко.

– Никого, значит, не ждешь… – медленно проговорил Борис, – ну ладно, тогда мы у тебя погостим. Только уж не обижайся, старик, ежели кого увидим неподходящего, то уж не взыщи.

Старик промолчал, только кинул на Бориса взгляд исподлобья. Борису почудилась в нем ненависть, а возможно, и показалось. На столе появились каравай свежего пшеничного хлеба и глечик с медом. Старик протер чистой тряпицей стол и рассыпал по нему деревянные ложки по количеству гостей. Появились также на столе глиняные кружки и две кринки с молоком. Сели к столу, оставив во дворе одного казака да пленного Василия. Полковник Азаров только был в стороне, сидел, молча глядя в крошечное оконце, и думал.