Волчья сотня

Она дала последние наставления Галине и удалилась, унося в узелке плату за труд.

– Уж рассвет скоро, – сказала, подходя, Галина, – идите-ка на сеновал. Выспитесь, а утро вечера мудренее.

Борис проснулся от утреннего голоса большого села. Мычали коровы, скрипели вороты у колодцев, проезжали мимо телеги, слышались голоса. Саенко рядом с собой он не нашел и направился в хату, откуда слышался певучий голос. Саенко в чистой рубахе, сам весь вымытый, с размягченным лицом, сидел на кухне и пил молоко из большой глиняной кружки. На столе Галина месила тесто. Борис при свете разглядел ее хорошенько и остался доволен такой кумой. Была она смуглая, белозубая и улыбчивая. Оголенные по локоть руки ловко двигались в тесте. Яркими глазами-вишенками она ласково посматривала на Саенко, а тот, непривычно тихий и смущенный, все тянул свое молоко.

Варя спала, но, по предположениям Галины, должна была чувствовать себя лучше.

– Что так долго к нам не заглядывали, Пантелей Григорьевич? – посмеиваясь, спрашивала Галина.

Борис даже оглянулся – где тут такой Пантелей Григорьевич, а оказалось – это Саенко.

– Дела у меня были, Галина Онуфриевна, – солидно отвечал Саенко.

Опять она посмотрела на него долгим взглядом и рукой в муке поправила выбившиеся из-под платка волосы. Саенко уставился на след от муки, оставшийся на виске, и замолчал.

– Вы уж извините, – кашлянул Борис, – но как будет насчет сестры? Что дальше-то делать будем?

– А что делать? – Саенко с неудовольствием оторвался от созерцания темных глаз. – Оставаться нам здесь надолго никак нельзя, потому как очень торопимся. Ее с собой не потащим – куда же слабую-то? Да и не место женщине там, куда мы едем.

Борис понял, что имел в виду Саенко: не место Варе в рейде – там бои, бандиты кругом, да и свои казачки не подарок. А в Ценск они еще нескоро попадут.

– Не беспокойтесь, ваше благородие, – с усмешкой сказала Галина, – уж если такая будет от Пантелея Григорьевича просьба, то я уж за сестрицей вашей пригляжу, на ноги поставлю. А потом, даст Бог, заедете за ней и заберете.

До вечера Борис сидел рядом с Вариной постелью и смотрел на бледное лицо с темными кругами вокруг глаз. Потерю ребенка она восприняла довольно спокойно.

– Не время сейчас, – шепнула тихонько, – да и Бог с ним, с Черкизом этим, незачем семя его на свете оставлять, не тот он был человек, от кого детей рожать нужно. Тебя вот только подвела, задержала.

– Сиди здесь и с места не двигайся, – строго наказал ей Борис при расставании. – Галина – женщина надежная, ничего с тобой не случится.

Она доверчиво кивнула, но на душе у Бориса скребли кошки. Саенко тоже всю дорогу был мрачен и молчалив, а на провокационное высказывание Бориса о том, что такую красивую женщину, как Галина, нельзя надолго одну оставлять, а то уведут, посмотрел волком, но ничего не ответил.

Ехали всю ночь, а на рассвете услышали звуки боя.

– Интересно, кто там с кем воюет? – сам себе задал вопрос Борис. – Не наши ли?

– Не, бой-то маленький, орудий не слыхать, хотя… – Саенко прислушался, – пулемет работает, «льюис».

Они сделали большой крюк, чтобы подойти к деревне со стороны рощи и не маячить в степи у всех на виду.

– Тихо, ваше благородие, – встрепенулся вдруг Саенко, – неспокойно мне чего-то…

– Чего уж тут спокойного, когда бой рядом! По всему видать, что наши это с махновцами дерутся, для красных тут далековато будет. – И Борис послал свою кобылу вперед.

– Краешком вон той поляны пройдем, да в роще и обождем, – бубнил сзади Саенко, – чую я, беда близко.

И накликал. Из кустов вдруг неожиданно стеганули по ним из пулемета. Как потом понял Борис, бой с махновцами был в стороне, а тут оказалась засада на случай, если белые прорвутся. Увидев двух конных, пулеметчик в засаде не разобрался и со страху дал очередь, тем самым обнаружив себя. Как видно, пулеметчик был неопытный, потому что пули не причинили Борису с Саенко особого вреда. Однако лошади испугались и понесли всадников прямо навстречу беспорядочно отступавшим махновцам. В отряде примерно было человек семьдесят, навскидку определил Борис. Одуревший пулеметчик садил и садил им вслед, не видя, что близко свои.

– Мама моя, вот попали-то! – заорал Саенко. – В сторону, в сторону забирай, ваше благородие!

И тут Борис почувствовал, что лошадь под ним покачнулась. Шестым чувством он понял, на какой бок она сейчас упадет, и вытащил ногу из стремени, так что, когда кобыла грузно упала в пожелтевшую траву, Борис вскочил, невредимый. Пулеметчик наконец замолчал, махновцы же, малость очухавшись, заметили двух конных.