160  

– Успел погасить? – поинтересовался водитель. И, не дожидаясь ответа, сказал: – Кого я только не возил, как-нибудь книгу напишу… В метро да на улице таких людёв не встретишь. А на самолетах простые слесари не летают. Ты вон, вижу, из непростых…

– Зато слесарь, – согласился я. – Давай в правый ряд, скоро съезд с Окружной.

– Знаю, – ответил он бодро. – Не впервой и в Бутово, я тут бывал, когда первые дома закладывали…

Он казался то простым таким хитреньким мужиком, то вдруг в его речи проскальзывали странные обороты, совсем не нижнего уровня. Я косился на одутловатое лицо, небритое, с мешками под глазами, лицо выпивохи и бабника, но в какие-то моменты как будто видел то, что под этим слоем жирка и помятой кожи: тугие мышцы, сжатые челюсти, острый взгляд, словно в водилы подался недавний спецназовец, уволенный за какие-то проступки.

Поколебавшись, я взял с подставки шоферский мобильник, потыкал пальцем. После первого же гудка услышал щелчок и усталый голос:

– Слушаю.

– Привет, Кристина, – сказал я. – Я уже в Москве, еду из Шереметьево. Твои хозяева тебя выдали… но это мелочи, верно?

На том конце беспроводной связи после паузы голос сказал почти шепотом:

– Прости…

– Ладно, – сказал я. – У тебя какое звание? Не меньше полковника, верно?.. Значит, какое-то образование в самом деле имеется. Дуй ко мне, появилась срочная работа.

Я слышал ее дыхание в мембране, потом раздался недоверчивый голос:

– Ты… что ты задумал?

– Решил удавить тебя своими руками, – ответил я.

На этот раз пауза была совсем крохотная. Я услышал легкий нерешительный вздох, затем тихий голос:

– Лечу.

Водила посматривал на меня искоса, но помалкивал. Похоже, в самом деле возил самых разных людей, а разговоры по мобильнику и раньше иной раз звучали достаточно загадочно и устрашающе.


На въезде в Бутово мы ухитрились нарушить еще пару правил, в том числе и ограничения в скорости, но милицейской машины не видно. Свернули на бульвар Ушакова, я указал на дом. Водитель напоследок щегольнул, проехав напрямик едва ли не на двух колесах по пешеходной дорожке. Я щедро расплатился, он довольно хмыкнул, хорошо, когда сразу долларами, других у меня сейчас и нет, машина круто развернулась к дороге, а я влетел в подъезд.

Кодовый замок, удивленный взгляд консьержки, мелькнули ступеньки, почтовые ящики на стене. Над шахтой лифта пошли двигаться огоньки, очень надолго замирая в каждой ячейке. Я переминался с ноги на ногу, едва не подвывал, как человек, который из последних сил зажимает кольцо ануса, чтобы содержимое прямой кишки не вывалилось в штаны.

Наконец двери лифта распахнулись, я тут же оказался внутри кабины, торопливо нажал верхнюю кнопку, фу-у, наконец-то двинулись с неспешностью черепахи вверх. На своей площадке едва не отпрянул обратно в лифт: целая толпа, все возбужденно галдят. Дородный милиционер черкает в блокноте, лицо скучающее, слегка брезгливое. Увидев меня, кивнул.

– Здравствуйте! Старший лейтенант Онищенко, участковый инспектор. Вы из шестьдесят седьмой квартиры, верно?.. Я еще помню, у вас собака такая страшная…

– Собака у меня милая и красивая, – возразил я нервно. – Что случилось?

– Вы знали Томберга, – спросил он, – жильца из квартиры на вашем этаже?..

– Знал, – ответил я упавшим голосом. – Но… что с ним?

– Оставил записку, – ответил участковый. – Обычное «Прошу никого не винить, по собственному хотению». Но там еще одна странная приписка…

– Какая?

– «Закрыто последнее издательство, – процитировал инспектор, заглядывая одним глазом в блокнот. – Жить незачем»… Это что значит?

– Не хотел жить на пенсию, – ответил я сдавленным голосом. Невидимая рука схватила меня за горло и сжала. – Он хотел… работать. Извините…

Деревянными шагами я направился к двери, отпер, ноги понесли едва ли не вслепую через общий коридор, кое-как вставил ключ в замочную скважину. Не успел я со своим Главным романом. Не успел!.. Томберг остался бы жив, чувствую. Да что там чувствую, знаю. Всегда медлим, всегда опаздываем, а в результате имеем… что имеем.

Уф, двери отворились сразу, все на месте, сигнализация пискнула, у меня три секунды, чтобы отключить, а еще две секунды на отключение добавочной, тайной проводки. Я сделал все, ничего не забыл, но внутри оставалась тянущая пустота, быстро разрасталась в чувство огромной потери.

– Работа! – крикнул я из коридора.

  160  
×
×