Великий маг

Я улыбнулся, подбадривая, а то он даже покраснел от собственной смелости. Девушка тоже взглянула на него с укором и некоторым удивлением.

– Не знаю, – ответил я. – Еще не решил. Загляну в текст… я всегда читаю в середине пару абзацев. Если нравится – беру.

Он сказал горячо:

– Вы не должны брать эту книгу!

– Почему?

– Этот человек… Его даже трудно назвать человеком! Он фашист, националист, патриот, антисемит, расист!

Он вздрагивал от негодования. Девушка взглянула на него с укором, взяла под руку. Потом ее спокойные коричневые глаза с участием и сочувствием обратились на меня.

– Да, – подтвердила она. – Он фашист, патриот и антисемит.

Я захлопнул книгу и сунул ее в пакет для покупателей.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо за информацию. Теперь обязательно куплю и прочту!

Они побелели и буквально отпрянули от меня. По их ожиданию, я должен был, как всякий нормальный человек, тут же поспешно сунуть книгу на место, отпрыгнуть от книжной полки и долго-долго уверять всех, что я эту книгу взял случайно, что перепутал ее по обложке с другой книгой, совсем не фашистской и не антисемитской, и что я теперь вообще буду обходить стороной этот проклятый гнусный магазин, где принимают на продажу такую вот литературу, и куда милиция смотрит, и что у нас за власти, и почему США до сих пор не ввели свои вооруженные силы в нашу страну для изъятия таких вот книжек и защиты своих общечеловеческих ценностей…

Такие вот правильные всегда следят, чтобы все читали правильные книги, говорили правильные вещи и вели себя правильно. То есть стучали в НКВД, что такой-то читает антисоветские книги, еще раньше докладывали в охранку, что такие-то читают большевистскую литературу, а еще раньше доносили опричникам на смутьянов, что читают еретические книги, не верят в Бога и вообще хотят жить без царя.

Самые правильные люди, мать бы их всех, перевешал бы до одного… но, увы, без них нельзя – на них держится любое общество, эта тупо образованная масса обеспечивает стабильность любой формации.

Парень пролепетал:

– Как вы… можете?

Я подмигнул ему.

– Черный пиар – тоже пиар!.. Не сработало, ребята?.. Теперь у вас осечки будут все чаще.

Я понес книгу к кассе и все время чувствовал на спине их недоумевающие взгляды. Нормальный бы поступил как они ожидали. Поспешно бы сунул книгу обратно и долго бы дрожащим голоском уверял всех окружающих – Большой Брат все видит! – что притронулся совсем случайно. Но я – ненормальный, ибо нормальный – это средний, серенький, обычный. Нормальный – это которому можно навязать любое мнение. Нет, не мнение власти, в России плюют на мнение и вкусы властей, нормальный до свинячьего писка страшится оказаться не в русле мнения большинства, «общечеловеческих ценностей», показаться человеком с дурным вкусом или вообще с не теми вкусовыми пристрастиями, которые диктует жвачное большинство из-за океана.

Глава 4

Раньше перед зданием ЦДЛ всегда толпился празднично одетый народ. Сейчас же пустота, а строгое каменное здание безобразит крикливая надпись «Ресторан». Да, сюда уже привлекают не тем, что здесь вершители судеб, писатели, поэты, а тем, что жрут, пьют, и… есть, ессно, просторные и хорошо оборудованные туалеты, где срать можно в свое удовольствие долго, мощно и всласть. А потом опять нажраться, чтобы снова так же хорошо и мощно дефекалить.

Я прошел через узкий коридорчик между дверьми, их четыре, женщина-вахтер без улыбки подняла на меня глаза и тут же опустила в развернутую газету. Не литературную, как успел заметить, а что-то скандальное, крикливое, из постельной жизни манекенщиц.

В зале пригашены огни. Когда я в первый раз узрел такое, испугался: умер кто? Испугался и начал шарить глазами по сторонам, ожидая наткнуться на портрет в траурной рамке и некролог на большом белом листе. Но обслуживающий персонал объяснил вежливо, что теперь так всегда, две трети огромных люстр не горит, экономим электричество.

Похоронно тихо, пусто, а от всегдашнего пестрого и радостно возбужденного люда не осталось даже призраков. Правда, из дальнего конца пробивается свет, даже доносится музыка. Там, за поворотом, начинается большое кафе, за ним – ресторан ЦДЛа, еще дальше – роскошнейшие комнаты, отделанные богато и со вкусом по последним разработкам ведущих дизайнеров. Здесь, как мне когда-то объяснили, располагалось родовое гнездо графов Ростовых, которых Толстой сделал главными героями для «Войны и мира». Все это: и помещения кафе, и ресторан, и остальные кабинеты, в одном из которых помещалось политическое сердце Союза писателей – партком, теперь писателем недоступно. Там отдано на откуп не то новым русским, не то какой-то фирме, чьи связи достигают очень высоко, и теперь там богатая пьянь, богатые шлюхи, богатое ворье… то есть демократическое крыло писателей победило, теперь скулит у порога, отстраняемое мощной рукой охранника, мол, мы добивались не совсем, так сказать, этого…