32  

При повороте ключа зажигания автоматически включилось «Авторадио», салон наполнили звуки «Gothic-3», самой хитовой песни, вот уже третью неделю не покидает верхнюю строчку рейтинга.

По ночной улице прет, как раскаленная лента гигантского прокатного стана, сплошной поток машин. Свет фар дробится на блестящих покрытиях, сверкающем асфальте, металлических столбах. Огни реклам и фонарей заливают город огнем, в то время как сверху нависает страшное черное небо, без звезд и луны.

«Gothic-3» сменился «One Way Ticket», я всегда слушал эту грустную песню с удовольствием, но сейчас вдруг поймал себя на мысли: погоди, а как давно слушал русские? И, кстати, почему едва не сказал: «русские народные»? Или со словом «русские» уже стало ассоциироваться именно «народные», то есть старое, старинное, оставшееся в прошлом? А современное – обязательно не русское? Даже если оно русское, то все равно: если современное, технологичное, то уже не русское. А русское – это вроде индейцев в национальных нарядах и с томагавками.

Юлия поинтересовалась участливо:

– Что-то случилось, шеф?

– Я сейчас не шеф, – напомнил я.

– Ну, босс.

– И не босс, – возразил я. – Я самец, который пригласил в ресторан красивую молодую женщину. Завтра, когда выйдем на работу, то… Черт!

– Что еще?

– Да эти «шеф», «босс»… И вот сейчас пытаюсь вспомнить десяток русских песен, насчитал шесть, а штатовских без запинки назову десятка два. Еще штук сорок вспомню, когда услышу первые такты… Как-то сами заползли, даже не знаю, когда и как.

Она прошептала:

– Борис Борисович, это я испортила вам вечер.

– Почему? – удивился я.

– Не знаю, – призналась она. – Кажется, не будь меня, вы либо не обратили бы внимания…

Она запнулась, я закончил:

– …либо не поехал вовсе, что точнее. Вы правы, Юлия, столько перемен, а я живу как под стеклянным колпаком. Да и то матовым или даже тонированным, как в машине. Ничего не вижу, ничего не слышу, даже ветерка не чувствую. Ветерка перемен.

Яркие огни реклам, вывесок – все или почти все на английском, а какие кириллицей, то всего лишь кириллицей, а так все те же камелоты, морганы, фальстафы, мюнхгаузены, титаники, асгарды, локи, буцефалы…

Изменения нарастают стремительно, но мы настолько в делах и делишках, что все мимо, мимо… Вечером засыпаем в одном мире, а утром выходим уже в другой, изменившийся, но не замечаем: гвоздь в моем сапоге, как сказал Маяковский, кошмарней всех фантазий Гёте!

Не замечаем, что говорим частью на английском, читаем их книги, смотрим их фильмы и больше слушаем, что сказал штатовский президент, чем российский.

Юлия сидела притихшая, то ли грустила слегка, то ли заново переживала вкусные моменты. Я посматривал искоса, стараясь понять, как она себя чувствует. Вечер был хорош, действительно был бы хорош всем, если бы не эпизод с русскими песнями…

Сделать женщину счастливой, вспомнилась расхожая мудрость, очень легко, только дорого. Брехня, я же видел, что Юлия просто счастлива, хотя с ее внешностью и шармом могла бы ежедневно просиживать в лучших ресторанах, ее бы приглашали наперебой.

Женщины и мысли обнажаются не сразу, я только к концу вечера рассмотрел, что она действительно красива. В офисе как-то не обращаешь внимания, весь в делах, а здесь посмотрел по сторонам, поглазел на других женщин, невольно сравнил… Другие женщины на нее посматривали, словно таможенники на границе между Россией и Украиной, самые строгие на свете.


Юлию по старинке отвез к дому, дождался, пока откроет дверь подъезда, руки привычно повернули руль, промчался между домами и вылетел на шоссе. В самом деле, слишком сосредоточился на своей работе, а жизнь меняется, как уже сказал, стремительно. Я создал РНИ в одной стране, а сейчас мы уже в другой, хотя и та и другая зовется Россией, даже демократической Россией.

Как-то незамеченным прошло, что русские песни за это время вытеснились роком, рэпом, рэйвом и прочим-прочим. Метрдотель сказал ужасающую вещь: в большинстве московских и петербургских клубов, ресторанов и даже кафе на русском языке петь попросту не разрешается. Вот именно – не разрешается! Причем все это не спускается сверху, напротив – услужливые и предупредительные хозяева идут навстречу пожеланиям «народа». Добро бы иностранные песни предпочитали какие-то нувориши, олигархи, они все жиды – понятно, но ведь даже на стенах в подъезде, в лифте нацарапано: «fuck», «I fuck you», а это самый страшный показатель: если уже и от мата люди отказываются, то это вообще хана, капец, капут. Ругательства теряются в последнюю очередь. Старшее поколение все еще матерится по-русски, но молодежь…

  32  
×
×