Имортист

Волуев прав, наибольший крик в СМИ и разговоры в обществе вызвало закрытие трех телеканалов, где с утра до вечера шли шоу, подобные бессмертному «Кто дальше плюнет?», и всевозможная порнуха. Наименьший, как ни странно, – зачистка Москвы и крупных городов от бомжей, нищих, воров и прочего отребья, засоряющего улицы. Правда, вялый крик испустила либеральная интельщина, мол, сейчас бомжей, потом – цыган, затем – евреев… без евреев, понятно, ничего на свете нельзя ни сказать, ни решить, ни даже пукнуть, потом банкиров, и, наконец, понятно, соль нации и душу мира – их, интеллигенцию…

Но этот воплик остался без отклика: абсолютное большинство не ассоциировало себя ни с бомжами, ни с цыганами. Все прекрасно понимали, что от грязных, завшивленных полуживотных, загаживающих подъезды, до них, чистых и приличных жителей, – дистанция вселенского размера. Но из-за телеканалов поднялся неистовый крик, начались странные телодвижения, сдвинулись финансовые потоки. Утечку за рубеж вот так просто и беспричинно мы перекрыли, из-за чего смятение усилилось.

Я прошел вдоль ряда, пожал руки, скоро накачаю кисть, как эспандером, сказал «вольно», все остались на местах, только Романовский, оглядевшись, отступил и тут же устроился в большом кресле. Оставшиеся смотрели на меня с немым вопросом, а Медведев, как лидер правительства, сказал:

– Господин президент, с телеканалами… не слишком ли круто? Крики и карканье не затихают! Может быть, шоу уберем, а порнуха пусть?.. Только обяжем этих гадов соблюдать здоровый образ жизни! Ну, в смысле, чтоб без всякой однополости, а самки с самцами, а не наоборот. Ладно, наоборот тоже можно…

– Может быть, – добавил Леонтьев с надеждой, – лесбиянок все-таки оставим?.. На мой взгляд, смотреть совсем не противно…

Я перевел взгляд на Бронника. Он чуть сдвинул плечами, поинтересовался:

– Тогда уж и гомосексуалистов? Исходя из того, что пусть друг с другом, нам больше бабс останется? Нет уж, нет уж, дорогие друзья, всех под корень, так всех!.. Даже эксгибиционистов, если они, конечно, не женщины. Кстати, почему министр культуры молчит?

Все оглянулись, я тоже посмотрел в ту сторону. Романовский уже вальяжно откинулся в кресле, ему бы роскошный халат и трубку в зубы – вылитый Обломов.

– Я, дамы и господа, – заговорил он таким барским тоном, что у Медведева сразу вздыбилась шерсть на загривке, а потом, полагаю, и по всему телу, – вообще не понимаю, какое отношение имеет весь этот ваш тупой бардак к министерству культуры. Министерство сие должно, в принципе, заниматься только и исключительно меценатством, изящно и ненавязчиво поддерживая по своему усмотрению те или иные тенденции и пытаясь сохранить то, что, на его взгляд, сохранению подлежит.

Медведев поинтересовался злым голосом:

– Например?

– Например, ежели у мещан вдруг пропала охота ходить, подражая людям достойным, в оперу, и от этого опере не на что стало жить, стало быть, нужно снабжать главные оперные точки страны приличными, чтоб самим потом стыдно не было, субсидиями, равно как и пересматривать репертуары не оправдывающих себя театров. И сколько бы ни тявкали по этому поводу ханжи от образованщины, которую вы именуете почему-то интеллигенцией, а они и рады, атональная музыка себя не оправдала, из авангардной стала сначала старомодной, а сегодня и вовсе пошлой. В тех оперных театрах, чей репертуар включает произведения Берга, Шостаковича или Шнитке и не включает ни одной, по крайней мере, оперы Верди, Вагнера, Чайковского и Пуччини, администрацию следует увольнять. Еще лучше – расстреливать за наглое невежество и некомпетентность. Это все – дело министерства культуры, и именно этим делом заниматься этому министерству не дают, поскольку те дети банкиров, которые хотели проявить свои значительные дарования на ниве искусства и не смогли даже, из-за тупости и ничем не оправданной вальяжности, дописать первую страницу рассказа или картину маслом до половины, занимают сегодня все административные посты в этом самом министерстве, и уволить их нельзя, поскольку кто же вам, господа, даст после такого увольнения денег на следующую избирательную кампанию?

Бронник первый сообразил, что мы все выслушиваем сидящего Романовского, как провинившиеся школьники, нахмурился и отправился к самому дальнему креслу. Мазарин и Леонтьев сели рядом, я выбрал место посредине, все-таки президент, не хвост собачий, последним сел Медведев. Волуев отошел к столику у окна.