Имортист

– Не пускай ко мне никого в ближайшие полчаса.

– Хорошо, господин президент.

В ее голосе звучало неодобрение, но в то же время готовность исполнить приказ в любом случае, даже если Казидуб ворвется во главе танковой колонны.

Я услышал подавленный всхлип, Таня вытерла зарождавшуюся слезу, прерывисто вздохнула:

– У меня сегодня был долгий разговор с… мужем.

Она чуть запнулась перед последним словом, с каждым днем дается все труднее, я поторопился спросить:

– И что он сказал?

– Ну, две трети тебе неинтересно…

Я снова торопливо кивнул, хотя как же неинтересно, прямо сгораю от любопытства, но мы то, что выказываем, а не то дерьмецо, чем заполнены внутри, и потому тут же согласился:

– Да-да, но что в оставшейся трети?

– Катюша, – ответила она убитым голосом. – В оставшейся трети, как сам понимаешь, Катюша. Все остальное – мелочи, тебе просто неинтересно.

Голос мой прозвучал неестественно ровно, словно он, голос, шел отдельно от меня по натянутой проволоке над пропастью:

– И… что?

– Я рассказала все о нас. Впрочем, он и так знал. Я и раньше не скрывала, ты знаешь. Да он и не обращал внимания на такие пустяки, как секс на стороне. Это раньше из-за таких дел скандалили, а еще раньше вообще убивали, если не врут. Но когда я сказала, что у меня с тобой серьезно, он встревожился. Насчет любви, по-моему, он и сейчас не верит, ну кто в наше время любит, однако ты президент, а это значит – у любого сможешь отнять хоть фирму, хоть женщину.

Я поморщился:

– Неужели он такое сказал?

– Нет, но это говорят в его окружении. Слишком многим известно, что мы с тобой встречались еще в то время, когда ты только-только создавал свою религию.

– И что говорят?

– Да ерунду всякую…

– Какую?

– Я ж говорю, всякую. Но это его окружение, его мир. Их прогнозы обычно сбываются. Во всяком случае, насчет котировок на бирже или прогнозов добычи нефти…

Она невесело усмехнулась, я крепче прижал, ее щека легла на мою грудь.

– А что насчет Катюши?

– Я заикнулась, что нам всем, возможно, было бы лучше, если бы я… словом, перешла к тебе. Катюшу, понятно, взяла бы с собой.

– Буду счастлив, – вырвалось у меня, – но как…

– Конечно же, он о таком даже слушать не захотел. Извини, но его слова ранили меня очень больно…

– Я его убью!

– Нет, он прав. Ты сам поймешь, что он прав. Он сказал, что если я уйду, то и так накажу его… без всякой вины с его стороны. А если еще заберу и ребенка, то это будет наказание вдвойне. Ведь он, прости, Бравлин, очень любит и меня и Катюшу!.. И он ну ничуть не виноват, что я встретила тебя. Я просто не могу так… Он сказал также, что я могу родить еще, а вот у него уже не будет больше детей… никогда.

Голос ее прервался, слезы прорвали запруду и хлынули по щекам блестящими дорожками. Я сжался, молчал, сказать нечего. Все, что ни брякни, глупо или бестактно. Молча обнял, она прижалась всем телом, рыдала горько и безутешно. Мы – хорошие люди, во всяком случае, стараемся поступать всегда правильно и достойно. Будь он подонком, я бы с легкостью наплевал на его гражданские права. Я не демократ, чтобы соблюдать права всякой дряни, но он нормальный достойный человек, сын своего времени, однако не скатился ни в какие гнусности, хороший работник, хороший сын и хороший муж, а также хороший отец. Он будет страдать, когда заберу Таню, а если еще и ее дочь – страдать больше. Вообще, если говорить только о Катюше, то я ее люблю, так сказать, опосредованно, как дочь моей Тани, а он любит ее, как свою дочь, его плоть и кровь…

Я прошептал, не зная, что сказать:

– Таня, я уже сказал однажды, что у меня никогда не будет других женщин.

Она шепнула мне в грудь:

– Ты сам знаешь, что у меня тоже… как отрезало с другими, даже с мужем. Глупо, конечно, но я никому не даю к себе притронуться, как монахиня какая… Дура, знаю, но я берегу и лелею свою дурость…

На дисплее беззвучно замигал огонек. Я коснулся клавиши, возникло лицо Александры.

– Господин президент, через семь минут у вас встреча с главой Центробанка.

– Да, – ответил я после паузы, – помню…

– А следом, – добавила она, – с группой предпринимателей из Франции. Они уже прибыли, их стараются занять, показывая Кремль…

– Через семь минут, – сказал я, – я приму главу Центробанка в большом зале. Если не ошибаюсь, приглашены также министр экономики и министр финансов?

– Да, господин Леонтьев уже прибыл.