Имортист

И в то же время нельзя вот так одним махом выгнать дебилов, а на их руководящие места посадить людей умных, культурных. Всем им требуется внимание и забота, без нее растут только сорняки вроде шоу-бизнеса. Но им тоже надо уделять внимание, иначе эти сорные травы, бурно разрастаясь, быстро захватят и соседнее поле культуры, затопчут и вытеснят деликатные и нежные цветы литературы, театра. Вообще затопчут искусство. Увы, культурные растения нужно беречь, подкармливать, укрывать от града и непогоды, а сорнякам никакой заботы не надо, растут сами, это и называется рыночная экономика, когда все развивается само, без опеки государства.

После короткого завтрака, тоже пришлось взять себя за горло и напомнить, что это я ем то, что желаю, а мой желудок не указ, я вышел из личных апартаментов, улыбнулся Александре:

– Господи, ты хоть когда-нибудь спишь?

– Ах, господин президент, – ответила она с преувеличенной томностью, – вы еще спросите с кем?

– Смотри, – пригрозил я, – а то в самом деле возьму и спрошу! А потом разжалую этого смельчака и в Сибирь по этапу… Что у нас на сегодня?

Она взглянула на листок с распорядком дня.

– С утра не густо, но в приемной уже дожидаются Леонтьев и Ростоцкий.

Я поморщился:

– Что это они с утра?.. Наверное, вчера целый день сачковали.

Сам подошел к двери, приоткрыл, Леонтьев нервно вышагивает взад-вперед, а Ростоцкий спрашивает его с преувеличенной серьезностью:

– А правда, что это раньше было обрезание, а теперь просто замораживают и обламывают?

Я поморщился, осторожно прикрыл дверь. Неисчерпаемый объект шуток и приколов, но если вдруг по какой дури или вывиху взглянуть серьезно, то этот обряд – всего лишь ежедневное напоминание, что люди приняли участие в доведении созданного Богом тела до совершенства, то есть отредактировали его творение. Подправили Бога. А сейчас редактируют дальше: вставные зубы, протезы, сердечные клапаны, вживленные чипы… Точно так же идет работа и над душой, ее тоже редактируют, прививая новые ценности, отгранивая старые.

Эллины же считали, что каким Зевс создал человека, таким он и должен оставаться. Естественность – идеал, не фига человеку в это соваться со своей тупой харей. Этот спор длится и сейчас: запретить или не запретить генетику? Не знаю, как кому, но мне лично больше нравится гордая, даже наглая позиция потомков Сима. Мы не рабы, как христиане или мусульмане, мы – соратники. Пусть пока в песочнице, нам позволяют не так уж и вмешиваться, но скоро-скоро развернемся и с генетикой, и с нанотехнологиями. И тогда уж точно придем к Господу Богу и скажем: привет! Извини, что задержались, но уж больно много соблазнов было, а еще больше – ложных путей и лжепророков. Если бы не вычленили из всего-всего, что есть в мире сейчас, самое нужное, именуемое имортизмом, то и сейчас еще копались бы в песочнице. С вот такими бородами до пупа.

Путь, который предложил Моисей, вообще-то открыт для всех, к примеру – негры как-то целыми толпами объявляли себя его людьми и, пройдя необходимые ритуалы, становились ими. Но все-таки такой путь жестковат для простого человека, потому для слабых и ленивых выпущен упрощенный и облегченный вариант, именуемый христианством. Христианином стать намного проще, да и быть совсем легко, ритуалов мизер, дисциплина только для видимости. Еще более упрощенным вариантом христианства, совсем уж демократичным, стала такая ветвь, как православие, где вообще сохранились все золотые тельцы, названные только уже не тельцами, а иконами, все языческие обряды, а самим христианством в повседневной жизни даже не пахнет, что так раздражает и приводит в уныние господина Романовского.

– Пусть приготовят машину, – сказал я Александре, – после обеда. По плану у меня предусмотрено посещение подмосковного колхоза… или фермерского хозяйства?.. Не понял еще, зачем, буду показывать, как доить, что ли… Ладно, Волуев объяснит. А пока зови этих ранних пташек. Я в своем рабочем кабинете.

Ушел, зная, что Александра слегка помедлит, чтобы мне успеть сесть за стол и принять позу великого мыслителя, озабоченного судьбами мироздания.

В кабинете сразу ощутил, что в обстановке нечто изменилось, веет королевским духом. Не сразу заметил, что на моем столе настольная лампа обрела массивную ножку из великолепного малахита, изумрудные искры причудливо прыгают внутри камня. Вообще-то ножкой трудно назвать эту ограненную глыбу, в ней можно спрятать атомную бомбу, что-то помпезное, имперское, времен Екатерины, если не самого Петра.