Что бы вы сказали, если бы узнали, что завтра вам сделают предложение,...
– Сперва прятались в тени, только снабжали деньгами, а сегодня уже и сами вышли на улицы. Агитируют!
– Почуяли победу, – предположил Ростоцкий.
– Похоже…
– Что будем делать?
Я ощутил их вопрошающие взгляды, сказал рассерженно:
– А что изменилось, что в рядах бунтующего быдла оказались тысячи иностранных туристов? Они ехали в чужую страну и подписывались соблюдать ее законы. Нарушают – получите! Только и того, что мы снова в меньшинстве. К сожалению, это как раз тот случай, когда большинство может нас просто затоптать.
Мазарин сказал задумчиво:
– Винтовка, как сказал великий Мао, порождает власть… А винтовки пока что у нас. Как и пулеметы. Главное, чтобы солдаты оставались солдатами, а не ассоциировали себя с теми, кто по ту сторону баррикад.
Казидуб спросил понимающе:
– Как я понимаю, на милицию, на ОМОН и прочие разгонятельные структуры уже надежды нет?
– Милиция живет теми же заботами, что и весь простой люд, – огрызнулся Ростоцкий. – С одной стороны, очень довольна, что дали намного больше власти, а жалованье повысили впятеро. С другой стороны – много неудобств. И бабулек у метро нельзя больше шмонать, и рекламы с тампаксами стало вроде бы даже недоставать… Словом, с милицией ясно только то, что с нею неясно. Точнее, не со всеми ясно, хотя за большую часть я ручаюсь.
Казидуб сказал с мрачным удовлетворением:
– Ну, а я ручаюсь за всех своих!
– Только не позволяй вылезать из танков, – предостерег Мазарин холодно.
Можно бы все увидеть на экранах, но я все-таки одной ногой в прошлом веке: велел подать вертолет, через час внизу уже проплывала десятиполосная дорога: пять в одну и пять в другую, посреди разделены бетонным бортиком. От покатых крыш машин в глаза бьет нестерпимый блеск, словно внизу течет река из ртути.
– Допустимая скорость, – сказал Ростоцкий, он сидел рядом с огромными наушниками на голове, – сто километров, но сейчас там и сорока не дают…
– Сорока? – фыркнул я. – Мне приходилось здесь вообще стоять в пробках…
– Да, пора уже и Окружную расширять снова… Вон они, господин президент!
Окружная осталась позади, а по широкому шоссе со стороны Бутова двигалась внушительная толпа. Грузовики обгоняли их, дудели, требуя сдвинуться ближе к обочине.
Я подивился первым же увиденным демонстрантам: с внушительными рюкзаками, что поднимаются выше голов, это такие рюкзаки, что с металлическими прутьями, в моей молодости таких не было, да мы в любые походы ходили налегке, а нынешние туристы тащат с собой не только палатки и спальные мешки, а чуть ли не персональные туалетные комнаты.
У некоторых в руках плакаты с требованиями, я не всматривался особенно, и так понятно, везде это panem et circenses в той или другой словесной форме, а что на одних «убрать», а на других «дайте» – это лишь разные формы жажды существовать бездумно, на многочисленные пособия, что в угоду Западу выдавливает из себя обескровленная Россия. А для этой бездумности надо еще и заново открыть все эти телешоу «Кто дальше плюнет», «Герой дня без штанов», «Как трахаться тайком от мужа»…
Ростоцкий, наблюдая рядом, сказал хмуро:
– Это те, кто двигается уже вторые сутки… На МКАДе присоединятся колонны из городов-спутников. Там же раздадут новые плакаты и знамена.
– Да, оттуда тащить будет легче, – согласился я.
– Это еще что, – сообщил он совсем раздраженно. – Запас флагов и плакатов подвезли ближе к Центру, чтобы и самые ленивые могли взять в руки и помахать перед объективами западной прессы.
Пока что демонстранты шли к городу компактными группами, когда большими, когда малыми, чувствовалось, что их больше объединяет общность работы или времяпрепровождения, а во всенародное шествие, как было задумало, сольются уже в центре столицы. Босенко указал на одиночек, такие тоже попадались, эти-то какого черта, мелькнула у меня мысль, такие вот не склонные тешить свое безделье. Эти и после работы или учебы отправляются не на пьянку, а с рюкзаком на просторы Севера или на склоны Эвереста. Вот что значит жажда побузить, надерзить, проорать что-нибудь оскорбительное в адрес правительства, которое, конечно же, тупое, беспомощное, прогнившее и насквозь продажное… А режим, ну да, преступный, как же иначе?
– Многовато, – заметил я. – Сколько, по вашим оценкам, присоединится в самом городе?
– Господин президент, – сказал Босенко, уклоняясь от прямого ответа, – вы не обратили внимания, как я вижу, на эти автобусы? Это тоже с ними, сердешными борцами против гнусного режима.