Александра по моему зову возникла мгновенно, будто прошла сквозь дверь, у нее же черный пояс, замерла с вопросительным выражением на лице и во всей фигуре.
– Александра, – сказал я, – позови, пожалуйста, этого… как его, ну, который с мускулами под пинджаком!
– Коваля? – догадалась она. – Начальника вашей охраны?
– Да, – сказал я с досадой. – Догадываюсь, что без его санкции я и в туалет не могу?
Она улыбнулась:
– Господин президент, у вас очень уютная комната для отдыха, где можно делать все-все, не ставя в известность ни Коваля, ни кого бы то ни было. Это я так, намекаю… а сейчас, как догадываюсь, вы не прочь покинуть на какое-то время Кремль?
– Да.
– К той женщине?
Она говорила ровным спокойным голосом, ни иронии, ни издевки, просто заполняет строчку в своем дневнике. Я покачал головой, глаза все-таки увел в сторону, неловко, я же не мальчишка, чтобы вот так, нарушая все святые узы, да не брака, я не женат, а святые узы главы государства…
– К будущему директору Центра стратегических исследований. Если он, конечно, примет мое предложение.
Она вскинула высокие брови:
– А что, есть такие люди, что могут отказаться?
– Не знаете ученых…
Дверь распахнулась, быстро вшагнул Коваль, цепким взглядом окинул весь кабинет, ухитрившись не пропустить, как догадываюсь, ни одной детали. Я спросил в недоумении:
– Как ты его вызвала?
– Ах, господин президент, надо ли вам знать все мелочи работы челяди?
Я ухмыльнулся:
– Ты права. Господин Коваль… кстати, как вас по батюшке?
– Олесь Бердникович, – ответил он. – А зачем вам? Называйте просто…
– Да по матушке как-то неудобно бывает, – объяснил я. – Ладно, понял, Олесь…
– Можно даже «Лесь». Лишь бы лосем не звали.
Я взглянул на его горбоносый профиль, подавил улыбку и сказал очень серьезно:
– Хорошо, Лесь, я намерен съездить после обеда… или вместо него, худеть надо, в Академию наук…
Он спросил деловито:
– Цель? Маршрут?.. Господин президент, я работаю на вас, так что мне можно и нужно все без утайки. Если вы даже козу изнасилуете по дороге или в салоне лимузина, я буду нем, как глубоководная рыба.
Александра слегка раздвинула красные, как у вампира, губы в легкой улыбке.
– Я там пробуду недолго, – сказал я сварливо. – Буду уговаривать одного академика возглавить один важный пост.
– Хорошо, – сказал он отчетливо, – будет сделано, господин президент. После обеда маршрут к зданию Академии наук.
По глазам неподвижной Александры догадался, что сейчас уже десятки людей спешно бросились проверять этот маршрут, в то время как другие напряженно вслушиваются в дыхание их начальника, страшась пропустить хоть слово.
– Идите, – сказал я сварливо. – До обеда еще далеко. Работайте, работайте!
ГЛАВА 15
На моем столе как будто из пространства появлялись свежие распечатки новейших данных. Человек-невидимка Волуев появлялся в кабинете, просочившись сквозь дверь, а исчезает тут же у стола, как только видит, что у меня нет больше вопросов.
Мои личные рейтинги высоки, как ни у одного из предыдущих президентов России. Даже в сравнении с президентами западных стран отрыв огромный. Роли это, конечно, не играет, мы власть быдлу больше не отдадим, это показатель разве что податливости простого народа жестким реформам.
Последние годы у нас Штатам симпатизировали только за то, что там по пять пожизненных, а то и расстрелы неисправимым гадам, но сейчас и по этим показателям переплюнули: надоело все это, когда банда ублюдков преследует Джеки Чана, а он красиво отбивается, никого не покалечив, и убегает целым. Пришло время не убегать, а отстреливать эти отбросы. Невзирая, кто из них прирожденный убийца, а кто пришел просто побегать следом. Тот, кто бегает в банде, рано или поздно сам становится убийцей. Так что виноват! Всю банду – под корень.
Потому и дергаются в петлях прямо на центральной площади преступники. Люди прошлого мира, которых не стоит брать в новый, заодно предостерегут колеблющиеся или слабые души, не дадут им ступить на скользкую дорожку.
Имортизм всколыхнул общественное сознание, а когда к далекой манящей цели, именуемой «бессмертие», добавились ясные и простые, понятные всем меры, обеспечивающие ускоренный путь к этому бессмертию: убийц и бандитов судить по сокращенной программе, ни один да не избегнет расстрела, жестокие меры за вандализм, за разбитые стекла в транспорте, вспоротые сиденья, матерные надписи на стенах, – это не просто всколыхнуло, это перевербовало, несмотря на ее громкое и показное сопротивление, даже самую что ни есть гуманнейшую интеллигенцию, что вдруг ощутила сладость безопасности, когда не надо ночью выходить с собакой встречать возвращающуюся с вечерней смены дочь…