200  

— Она затеяла ту же игру и с вами, — указал Джек. — Кэнди Браун.

— И мой глаз, — добавил Уайрман. — Не забудь про «починку» моего глаза.

— Мне бы хотелось думать, что всё это — моя заслуга, — ответил я… но мог ли я считать её своей? — Было и кое-что ещё. По большей части мелочи… использование моих картин в роли хрустального шара… — Я замолчал. Не хотел продолжать, потому что эта дорожка опять выводила на Тома. Тома, которого мне следовало вылечить.

— Расскажи, что ещё ты узнал из картин Элизабет, — попросил Уайрман.

— Хорошо. Начну с внесезонного урагана. Его вызвала Элизабет, возможно, с помощью Персе.

— Вы, должно быть, смеётесь надо мной, — воскликнул Джек.

— Персе сказала Элизабет, где находится эта свалка, а Элизабет сказала отцу. Среди мусора… скажем так, среди мусора лежала фарфоровая статуэтка, может, длиной в фут. Статуэтка прекрасной женщины. — Да, это я мог видеть. Не детали, но просто фигурку. И пустые, без зрачков, глаза-жемчужины. — Это был приз Элизабет, её законное вознаграждение, и как только статуэтку вытащили из воды, Персе взяла быка за рога.

— А откуда вообще могла появиться эта вещица, Эдгар? — вкрадчиво спросил Джек.

С моих губ едва не сорвалась фраза (где услышал или прочитал — не помню, но точно не моя): «В те дни жили более древние боги: и были они властелинами и властительницами». Я не озвучил эту фразу. Не хотел слышать её, даже в ярко освещённой комнате, и лишь покачал головой.

— Не знаю. И понятия не имею, под каким флагом ходил корабль, который потерпел здесь крушение, а может, пробил днище о риф Китта и вывалил на дно содержимое трюма. Я мало что знаю наверняка… но, думаю, когда-то у Персе был свой корабль, и, выбравшись из воды и накрепко сцепившись с могучим юным мозгом Элизабет Истлейк, она сумела вызвать его.

— Корабль мёртвых. — На лице Уайрмана так по-детски отражались страх и благоговение… Снаружи ветер шумел кронами растущих во дворе деревьев, гнул рододендроны, и мы слышали равномерные, усыпляющие удары волн о берег. Я полюбил этот звук с самого приезда на Дьюма-Ки, но сейчас он меня пугал. — Корабль назывался… «Персефона»?[174]

— Если тебе нравится это название. Мне, конечно, приходила в голову мысль, что под Персе Элизабет подразумевала именно её. Но значения это не имеет. Мы говорим не о греческой мифологии. Мы говорим о чём-то более древнем, более чудовищном. И голодном. Вот этим наше чудовище не отличается от вампиров. Только жаждет оно душ, а не крови. По крайней мере я так думаю. Новая «кукла» пробыла у Элизабет не больше месяца, и одному только Богу известно, как изменилась жизнь в первом «Гнезде цапли» за это время, но изменилась она точно не к лучшему.

— И вот тогда Истлейк заказал серебряные гарпуны? — спросил Уайрман.

— Этого сказать не могу. Я же многого не знаю, потому что вся информация идёт от Элизабет, а она тогда едва вышла из младенческого возраста. И я понятия не имею, что произошло в её другой жизни, потому что к тому времени она перестала рисовать. А если она и помнила время, когда рисовала…

— Она прилагала все силы, чтобы его забыть, — вставил Джек.

Уайрман помрачнел.

— В конце жизни она шла к тому, чтобы вообще всё забыть.

— Помните картины, на которых всё широко улыбались, словно принявшие дозу наркоманы? — спросил я. — На них Элизабет пыталась воссоздать мир, который она помнила. Каким он был до появления Персе. Более счастливый мир. В дни, предшествующие гибели сестёр, она была очень напугана, но боялась что-то сказать, потому что чувствовала: всё пошло не так исключительно по её вине.

— Что именно пошло не так? — поинтересовался Джек.

— Точно сказать не могу, но на одной картине изображён стародавний чернокожий парковый жокей, стоящий на голове, и я думаю, что эта картина всё объясняет. Я думаю, для Элизабет, в эти последние перед гибелью сестёр дни, всё перевернулось с ног на голову. И с парковым жокеем связано что-то ещё, в этом я практически уверен, но не знаю, что именно, а выяснять времени нет. Думаю, что в дни, предшествующие гибели Тесси и Лауры, и сразу после их гибели, «Гнездо цапли» могло быть для семьи тюрьмой.

— И только Элизабет знала почему? — спросил Уайрман.

— Без понятия. — Я пожал плечами. — Няня Мельда могла что-то знать. Вероятно, что-то знала.

— А кто жил в доме в промежутке между находкой сокровища и гибелью близняшек? — спросил Джек.


  200  
×
×