102  

Да и вообще самцы этой планеты все садятся лицом к входу.

Я увидел, как поворачиваются головы посетителей, и уже поэтому понял, что по лесенке спускается Марина. Она несла себя гордо, налитая здоровым зовущим соком молодой самочки, упругая грудь вызывающе выпячена и колышется при каждом шаге, острые соски прочерчивают тонкую ткань, лифчики не носит, в поясе тоненькая, живот оставила голеньким, по бокам милые валики молодой сочной плоти, шорты даже не мини, а микро, загорелые ноги вызывают и чисто эстетический восторг совершенством, и одновременно хочется ухватить их и раздвинуть, забрасывая себе на плечи.

Она подошла к моему столику. Я собирался, не вставая, ногой придвинуть ей стул, но на нас смотрели со всех сторон, и я встал, церемонно отодвинул для нее стул, а когда она вдвинулась между стулом и столом, так же церемонно придвинул. Маринка села, одарив меня царственной улыбкой. Умница, все понимает, держится красиво и величественно, но вместе с тем дразняще, чтобы самцы за другими столиками роняли слюни, мне завидовали, а вернувшись домой, сливали в ванной избыток спермы, держа в воображении эту сочную реторту с готовой к оплодотворению яйцеклеткой.

Я протянул ей меню, краем глаза посматривал на соседний стол, где в окружении накрахмаленных салфеток уже появились широкие блюда с ломтями красной рыбы, сочной ветчины, осетрины… В сердце кольнуло, я стиснул зубы, отгоняя черноту, в которой для меня не будет ни этого кафе, ни Маринки, ни солнечного света, что, переломившись в окне, скользит по столу радужным лучиком.

– Кофе, – сказал я официантке, – горячий, крепкий. И сладкий, конечно.

Маринка мило улыбнулась. Мои слова прозвучали как декларация. Сейчас все берегут здоровье, стараются продлить жизнь, а я вот такой смелый, отважный, безрассудный, такие всегда нравятся, как всякий протест против «нормального образа жизни».

Принесли кофе, крошечные бутерброды, мороженое. Маринка щебетала, щебетала, щебетала, рассказывала о соседке из соседнего дома, что держит троих собак, всех трех вяжет, в квартире столько щенков, столько щенков, это же ужас, как можно на этом зарабатывать, собаки уже истощены, в доме вонь, соседи недовольны, во всем доме ее ненавидят, она вечно со всеми ругается, я покивал, поддакивал, иногда вставлял замечания, что да, нехорошо, ай-яй-яй, а в теле разрасталась глухая тоска.

Это же я, я! Девяносто девять процентов моего времени, сил, энергии, всего-всего уходит на это вот существование в этом мирке простых людей и простых мыслей. Неужто так же жили и другие великие, к примеру, Ньютон вынужден был выслушивать бесконечные рассказы жены о фифтитюльках на платье супруги советника, ее адюльтерьере с конюхом, кивать и глубокомысленно поддакивать, когда она спрашивала, не сделать ли вот здесь на платье выточку, а вот здесь фестончики?

Жизнь уходит, стремительно уходит, каждый миг невосполним, а мы на что ее тратим? Я не Ньютон, но я рожден для чего-то великого, я же чувствую, так почему же мне приходится всю жизнь думать и говорить о мусорке, что расположили далеко от дома, о кафе, что чересчур близко, шумят, выслушивать сплетни и самому что-то мямлить, комментировать, иначе подозрительное неучастие в общей жизни обойдется дороже?

– Если бы ты знал, – услышал я и понял, что на этот раз нужно что-то ответить, – какую жертву я тебе принесла только что!

– Какую? – поинтересовался я. – Пока шла по тротуару, рядом ехал миллионер на «Роллс-Ройсе» и предлагал увезти тебя на Багамы?

– И это было, – подтвердила она. – Но еще меня пригласили в гости к одному известному астрологу. Это такой человек, который смотрит на звезды и…

Я поторопил взглядом официантку, прервал сладкий голосок:

– Это те же шаманы, но только без бубнов.

– Какой ты грубый!

– При чем тут грубость. Что эти астрологи могут в век науки?

Она фыркнула:

– И ты такой же! Камни не могут падать с неба потому, что над Землей нет никакого небесного свода, верно? Так ответила Французская академия на рассказы про падающие метеориты?.. Сейчас астрология, как я слышала, получила подтверждение оттуда, откуда не ждала!

– Откуда?

– Как раз со стороны науки, – ответила она сердито. – Со стороны астрономии! Компьютеры подтвердили, пень ты неверующий!

Неверующий, мелькнуло у меня в черепе. В отличие от всей этой массы, я не верю, а пытаюсь понять. Когда человек верит – ему хорошо и спокойно. Верит ли в Бога, Дьявола или пришельцев из космоса – неважно, все равно может на кого-то переложить ответственность. А если не верит, если старается понять…

  102  
×
×