Имаго

– Хорошее место, – сказал он. – Очень даже.

Я поморщился, не люблю говорить людям не то, что им хотелось бы услышать, сказал с неохотой:

– Вы правильно сказали, что я давно выбился из русла ваших исследований. А догонять совсем не хочется.

– Бравлин, – сказал он укоризненно. – Бравлин!.. Что я слышу? Ты ученый или этот… сшибальщик «зеленых»? Я слышал, ты получаешь впятеро больше наших академиков. Если не вдесятеро. Но ты же ученый!.. Словом, я сразу к делу. Освободилось место директора института.

– Какого? – спросил я невольно, хотя, если честно, спрашивать совсем не хотел.

– Института прогнозирования, – ответил он довольно. – Как раз то, что ты и хотел!

– Ну, – промямлил я.

Он прервал:

– Давай так, завтра ты вечерком свободен? Понимаю, что тебя хрен вытащишь даже таким сладким пряником. Наверное, и живот отрастил? Словом, я сам подъеду прямо к тебе. И обо всем переговорим. Договорились? Ты завтра часов в шесть дома?

– Дома, – ответил я невольно.

– Договорились, – отрубил он. – Жди!

В трубке послышались частые звонки. Я постоял, как идиот, даже посмотрел в мембрану, словно оттуда должен вылезти тот человечек, с которым я говорил. Почему не умею отказываться сразу и так же уверенно, напористо?

Глава 8

На другой день я с балкона видел, как перед домом остановился длинный черный лимузин. Шофер выскочил, быстренько обогнул машину и распахнул дверцу справа у заднего сиденья. Пассажир вылез грузный, располневший, постоял чуть, разминая спину. Одновременно с правого сиденья выскочил юркий молодой парень в отлично сшитом костюме, весь напомаженный и нафраеренный, с большой черной папкой под рукой, словно адъютант с ядерным чемоданчиком.

Он ринулся было за пассажиром, но тот барским жестом вернул его в машину. Потом звонок в домофон, и я пошел открывать дверь.

Перевертенев заполнил собой, казалось, всю прихожую, хотя она у меня вполне, вполне, места хватит на целую хоккейную команду. Располневший, со щеками на плечах, с животиком, он крепко обнял меня, обдав запахом дорогих духов, но, похоже, мужских, теперь и духи бывают мужские, не только одеколон.

– Ну, – сказал он, отстранив меня на вытянутые руки, – дай на тебя поглядеть… Хорош, ничего не скажешь! Настоящий казак. Огонь в глазах, суровые брови, желваки, тугие скулы… Не скажешь, что тебя жизнь сломила?

– А что, кто-то говорит? – спросил я. – Да вы проходите, Иван Семенович, в комнату. Проходите, вот сюда…

Он вдвинулся в комнату, огляделся. В глазах что-то промелькнуло, я так и не понял, осуждение или же признание, что живу круто. Я тоже посмотрел на свою комнату заново и признал, что да, живу круто. Во всяком случае, независимо. Не считаясь ни с чьим мнением. И пошли они на фиг, все дизайнеры мира. И пусть заткнут себе в задницу все журналы по интерьерам, и все разработки, как надо обставлять квартиры.

Мы опустились за стол, по такому случаю я выложил на широкое блюдо роскошнейшие гроздья винограда, персики, сочные груши. Хрен знает, как у него сейчас с желудком, а хрюкты вроде бы всем можно.

Перевертенев с интересом всматривался в меня. Глаза у него хитрые, веселые, но я помнил, что за этими глазами, там, глубже, находится великолепнейший мозг, умеющий работать, работающий много и с удовольствием, без всяких перерывов на обед и даже на сон.

– Ну, – пробасил он, – рассказывай, чем занимаешься. Где преуспел… В чем. Я не поверю, что ты вот так просто ушел зашибать большие деньги.

Я развел руками:

– Иван Семенович, я польщен вашим визитом. Но, должен вам сказать…

Он прервал бесцеремонно:

– Ничего не говори! Ничего не говори такого, о чем потом можешь пожалеть. Давай тогда я, если ты уж так почему-то жмешься. Я даже догадываюсь, почему. Сказать?.. Теперь не хочется идти даже директором института. Угадал? Там работы выше крыши, а здесь ты лежа на диване с легкостью зарабатываешь в десять раз больше.

Его лицо слегка покраснело. Глаза метнули молнию, но это еще не сердился, я помню, что когда он сердился, на небе в самом деле собирались тучи и гремел гром.

– Не потому, – сказал я, защищаясь. – Просто мир изменился…

– В чем?

– Иван Семенович, старая структура образования, что досталась еще с Ломоносова… даже еще раньше, сейчас уже не срабатывает так, как раньше.

– Бравлин, поясните!

– Иван Семенович, самые сверхценные и в то же время самые опасные люди для общества, это – невысшеобразованные. Типа Иисуса, Будды, Мухаммада – все неграмотные, но создатели… А с помощью Интернета намного больше смогут стать на их уровень. То есть получающие знания сами. Вы уловили, в чем их ценность?