Баймер

– Этот мир должен быть уничтожен, – сказал я вслух. – Это тупиковый мир.

Она обернулась, живая, раскрасневшаяся. Глаза за розовыми стеклами очков блестели живо, счастливо. Брови взлетели вверх.

– Почему? – спросила она с изумлением.

– Адвокатов слишком, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Адвокатов? А при чем здесь адвокаты?

– Адвокаты, – начал я выкарабкиваться, – первый признак гангрены. Гангрена начинается, когда исчезает верность… Не важно – верность родине, любимой женщине или фирме. Верность – это основа основ. Нет верности – приходит раздолье адвокатам. Подумать только, каждый шаг обставляем договорами, пунктами о неустойке и процентами упущенной выгоды! Уже не видим позора в договорах между супругами, родителями и детьми, родственниками, не говоря уже о соседях или… Договор – это не просто недоверие, это прямое оскорбление человеческого достоинства, чести, мужества, верности, доблести, благородства! Мир адвокатов – это прямое признание, что все мы сволочи и доверять нам нельзя. Что все мы только и ждем, чтобы предать, обмануть, урвать… Нет, я не хочу жить в этом мире!

Она засмеялась, глаза блестели задорно, а голосок прощебетал насмешливо:

– Куда денешься? На Марс еще не летают.

– А мы изменим этот мир, – сообщил я.

– В своей игре?

– Весь мир – одна большая игра. Но дело не только в нынешних договорах…

– А в чем еще?

– Мир усложняется, – сообщил я новость. – А с ним неимоверно усложняется и адвокатство. Опережающими темпами! Дело не в том, что мне лично противно жить в мире одних адвокатов. А в том, что такой мир обязательно загниет и развалится. Не рухнет, а именно развалится, как трухлявый пень.

Ее красивые брови взлетели вверх.

– Ты говоришь как-то странно… Несовременно.

– Да, – ответил я. Меня трясло, а каждое движение воздуха было для меня как наждаком по голой коже. Неясное томление переросло в ощутимую боль, острое чувство потери. Мне хотелось плакать, хотя для слез пока нет ни малейшего повода. – Да…

– Что «да»?

– Несовременно, – согласился я покорно.

– Почему?

– Несовременный я, – ответил я тоскливо. – Несовременный!

Она смотрела с недоверием. С таким сотовым телефоном на поясе, что уже и телефоном язык не поворачивается обозвать, настолько много туда всобачено, с суперплоским компом в сумке через плечо, цифровым фотоаппаратом в нагрудном кармане, сканером – в другом, я не выгляжу, на ее взгляд, человеком из прошлого века.

Я все это прочел в ее ясных чистых глазах. Почему-то при расхожей сентенции «я не современный» или «мне бы не в этом веке родиться» абсолютно все почему-то представляют рыцарское Средневековье или, на худой конец, дворцы Екатерины Второй.

Милая, сказал я мысленно, я в самом деле несовременный! Не современный. Я современник тем, которые придут.

И я до свинячьего визга хочу быть там с тобой!

Мимо нас тащились, как тяжело нагруженные верблюды, такие же по-верблюжьи серые и неопрятные развалины стен из крупных глыб. Гранита или песчаника, не разбираюсь. Угадываются ниши, остатки колонн… А может быть, их так и строили, как развалины. Было бы желание, можно построить и развалины, чтоб и у нас, значитца, руины, как в Древней Элладе или Месопотамии!

Стена долго тянулась, похожая на застывшего червяка, что передвигался, выгибая спину крутым горбиком. Этих горбиков многовато, иногда, в самом деле, неотличимы от окаменевших горбов гигантского верблюда, а если отойти подальше, то станут похожи на застывший гребень древнего дракона, какого я вчера замочил в Might & Magics.

Мы вышли на въездной мост, булыжники под каблучками Вероники отзывались звонко, щебечуще. Тротуара для пешеходов нет, пешком в те века передвигались только простолюдины, как и сейчас, впрочем. Для них, как я понял, вот эти альковы, полукруглые вмятины в стене на два-три человека, куда можно отступить, давая дорогу мчащемуся гужевому транспорту.

Вероника вошла в такой альков, ахнула, там кирпичи квадратные, а не продольные, как же – достижение, молодцы древние, а вверху еще и навес, можно от дождя спрятаться. Правда, на уровне моих ушей начинаются высокие окна. Без стекол, понятно…

Ничего не соображая, я сделал шаг, еще шаг, лицо Вероники стало растерянным, в глазах метнулся страх, а губы беспомощно прошептали:

– Не надо…

– Да, – согласился я торопливо. – Да… Не надо…

Но волна невыносимого жара захлестнула мозг. Нечеловечески могучая сила, которая двигает мирами, зажигает звезды, вошла в меня, крохотную клетку мироздания, я даже не пытался противиться, меня уже не было, вместо меня… вместо меня…