ОНО

Птица начала пробиваться в устье трубы.

– Нет! – закричал Майкл. – Нет, не сможешь!

Свет убывал по мере того, как тело птицы проталкивалось в трубу.

(О мой Бог, почему я забыл, что это ведь перья? Почему я забыл, что она может сжаться?) Свет мерк.., мерк.., исчез. Теперь была только кромешная тьма, удушающий чердачный запах от птицы и шелестящий звук ее перьев.

Майк упал на колени и начал ощупью пробираться по искривленному проходу, разметав руки в разные стороны. Он нашел кусок разбитого кирпича, его острые грани покрылись чем-то похожим на мох. Он отвел руку назад и швырнул его. Звук попадания. Птица издала свистящий клекот.

– Уходи отсюда'. -закричал Майк.

Наступила тишина.., и затем снова этот хрустящий, шелестящий звук – птица возобновила прорыв в трубу. Майк ползал по внутренней поверхности трубы, и, найдя куски кирпича, швырял их один за другим. Они ударялись и отскакивали от птицы, стукались о кирпичный рукав дымовой трубы.

"Пожалуйста, Боже, -думал Майк бессвязно, – пожалуйста, Боже, пожалуйста. Боже..."

Ему пришло в голову отступить по трубе дальше. Ведь само собой, дальше она сужается. Он мог отступить, слыша пыльный шелест за собой, – птица прокладывала себе путь. Он мог отступить, и, если ему повезет, – достичь места, куда птица проникнуть не сможет.

Но что, если она протиснется?

Если это случится, он и птица умрут здесь вместе. Во тьме.

«Пожалуйста, Боже» -кричал он, совершенно не сознавая, что кричит громко. Он бросил еще один кусок кирпича, и на этот раз его бросок был мощнее – он чувствовал, как говорил потом, много позже, что кто-то словно был с ним в тот момент, и этот кто-тодал его руке огромный импульс. На этот раз глухого звука не последовало. Вместо этого – словно брызганье, как будто ребенок шлепает рукой по поверхности миски с полузатвердевшим «Джелло». На этот раз птица закричала на от гнева, а от настоящей боли. Мрачный шелест ее крыльев наполнил дымовую трубу; зловонный Дух разнесся ураганом, всколыхнув его одежду, заставляя его кашлять и задыхаться, и отступать, когда летели пыль и мох.

Снова забрезжил свет, сначала серый и слабый, он то появлялся, то исчезал: птица отступала от устья трубы. Майк залился слезами, снова упал на колени и стал лихорадочно нащупывать куски кирпича. Не сознавая, что он делает, Майк побежал вперед, к устью трубы с кусками кирпича в руках. (В этом свете он увидел, что кирпич затянут сине-серым мхом и лишайником, как поверхность надгробий). Он хотел удержать птицу от повторного вторжения сюда, если получится.

Птица наклонилась, нагнув голову так, как это делает на насесте домашняя птица, и Майк увидел, куда он попал последним броском. Правый глаз птицы почти что вытек. Вместо сверкающего шара свежей смолы был кратер, заполненный кровью. Беловато-серая липкая слизь сочилась из угла глазницы и тонкой струйкой стекала по клюву. В этой омерзительной слизи кишели и извивались мельчайшие паразиты.

Птица увидела его и ринулась вперед. Майк начал швырять в нее осколки кирпича. Они попадали ей в голову, в клюв. Она на мгновение отступила и снова ринулась на него – в открытом клюве виднелось розовое нутро и еще что-то, что заставило Майка на минуту застыть с открытым ртом. Язык птицы был серебряным, его поверхность дико трескалась, как поверхность вулканической лавы, которая сначала спекала, а затем выпускала шлак.

И на этом языке, как таинственные перекати-поле, которые временно пустили здесь корни, были оранжевые вздутия.

Майк бросил последний кирпич прямо в раскрытую пасть, и птица снова отступила, крича от боли и гнева. На мгновение Майк увидел пакостные ее когти... Потом ее крылья рассекли воздух, и она улетела. Он поднял лицо серо-коричневое от грязи и какого-то мха, которые крылья птицы, как крылья ветряной мельницы, надули на него. Единственными чистыми участками на лице были следы его слез.

Птица кружила вверху: так-так-так-так.

Майк немного отступил, собрал побольше кирпичей и положил их максимально близко к устью трубы. Если она повернет назад он должен быть во всеоружии. Свет снаружи оставался ярким, теперь, в мае, долго не темнело, но может быть, она просто решила подождать?

Майк сглотнул слюну, пересохшее горло на мгновение смягчилось.

Наверху: так-так-так-так.

У него теперь была целая гора боеприпасов. В тусклом свете, сюда не проникало солнце, они выглядели, как глиняные черепки, выметенные хозяйкой.