ОНО

– Чушь собачья! – как-то сказала Кэй Беверли. – Те, кто несет эту чепуху, никогда не спали с Сэмом Чаковицем, Тыкнуть пару раз, получить удовольствие и кончить – вот девиз Сэма. Единственный раз у него простоял больше семидесяти секунд, когда он дрочил в ванной. Я не обманывала его, я просто получила компенсацию за страдания.

Она написала три книги: одну о феминистическом движении и деловой женщине, другую о феминистическом движении и семье и третью о феминистическом движении и духовности. Первые две книги пользовались достаточной популярностью. Через три года после опубликования ее последней книги она совершенно вышла из моды, и Беверли показалось, что ей стало легче от этого. Она выгодно вложила деньги («Феминизм и капитализм, слава Богу, не исключают друг друга», – сказала она однажды Беверли), и сейчас Кэй – молодая здоровая женщина с собственным домом в городе и в провинции – имела двух или трех любовников, достаточно зрелых для постели, но еще не созревших для того, чтобы обыграть ее в теннис, – Если им когда-либо удастся обыграть меня, я их брошу в то же момент, – говорила она Беверли, и хотя было ясно, что Кэй шутит, Беверли недоумевала, неужели она говорит серьезно.

Беверли заказала такси и, когда машина подъехала, забралась со своим чемоданчиком на заднее сиденье, радостная, что этот продавец из магазина больше не будет на нее глазеть, и назвала шоферу адрес Кэй.

Кэй уже ждала ее, накинув норковую шубку прямо на фланелевую ночнушку. На ногах были надеты розовые бархатные шлепанцы с большими помпонами. Слава Богу, что помпоны не оранжевые, а то Беверли снова взвыла бы. Это – судьба, что она приехала именно к Кэй: прошлое возвращалось к ней, воспоминания нахлынули так стремительно и отчетливо, что она испугалась. Будто кто-то запустил в ее голове бульдозер и начал раскапывать кладбище воспоминаний, о существовании которого она и не подозревала. Только вместо тел возникали давно забытые имена, которые она не вспоминала годами: Бен Хэнском, Ричи Тозиер, Грета Бови, Генри Бауэре, Эдди Каспбрак... Билл Денбро. Особенно Билл – заика Билл, как они называли его с чисто детской прямотой, которую иногда считают непосредственностью, а иногда – жестокостью. Он казался ей тогда очень высоким, самим совершенством (до тех пор, пока не открывал рот и не начинал говорить).

Имена...

Ее бросило в жар, потом в холод. Беверли вспомнила голоса из водостока ..и кровь. Вспомнила, как закричала от ужаса, а ее отец отшлепал ее. Отец, Том...

Она была близка к тому, чтобы расплакаться...

Кэй, расплачиваясь с таксистом, столько дала на чай, что изумленный водитель прокричал: «Спасибо, леди! Ничего себе!»

Кэй отвела Беверли в дом, отправила ее в душ, после душа дала халат, сварила кофе и внимательно осмотрела ее синяки и ссадины, обработав порез и забинтовав ногу. Во вторую чашку кофе она налила Беверли изрядное количество бренди и заставила выпить все до дна. Затем приготовила им обеим по превосходному бифштексу со свежей горчицей.

– Ну ладно, – сказала она. – Что произошло? Позвонить в полицию или просто отправить тебя пожить у Рено?

– Я не могу тебе рассказать все, – сказала Беверли. – Ты посчитаешь, что я сошла с ума. Но это я во всем виновата, в основном...

Кэй ударила кулаком по полированному столику красного дерева. Раздался звук, похожий на выстрел из малокалиберного пистолета. Бев подпрыгнула.

– Не смей так говорить, – сказала Кэй. Ее щеки горели, карие глаза сверкали от негодования. – Сколько лет мы с тобой дружим? Девять? Десять? Если ты еще раз скажешь, что ты во всем виновата, меня стошнит.

Поняла? Меня сейчас чуть не стошнило, мать твою. Ты сейчас не виновата ни в чем, и раньше не была виновата, и не будешь виновата никогда. Неужели ты не понимаешь, что почти все твои друзья знали, что рано или поздно он тебя покалечит, может быть, убьет.

Беверли смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

– И твоя самая большая вина в том, что ты продолжала жить с ним и дала случиться тому, что случилось. Но теперь ты ушла от него. Благодари Бога, что он защитил тебя. И ты сидишь здесь, с поломанными ногтями, порезанной ногой, со следами от ремня на спине, и говоришь мне, что ты во всем виновата?

– Он не бил меня ремнем, – автоматически солгала Бев.., и от жгучего стыда ее щеки вспыхнули отчаянным румянцем., – Если ты покончила с Томом, тебе следует также покончить с враньем, – спокойно сказала Кэй и посмотрела на Бев долгим взглядом с такой любовью, что Бев вынуждена была опустить глаза. Она почувствовала в горле соленый привкус слез.