– Да, – ответила Беверли. – Я расскажу, когда ты закончишь. Продолжай.
– Когда вы ушли, в мою комнату вошла мама, и у нас началось настоящее сражение. Она хотела, чтобы я перестал водиться с вами. И ей чуть было не удалось убедить меня это сделать – вы же знаете, она умела убеждать, капать на мозги...
Билл снова кивнул. Он вспомнил миссис Каспбрак – огромную женщину с лицом шизофренички. Выражение ее лица могло одновременно быть надменным, яростным, жалким и испуганным.
– Да, она вполне могла бы меня убедить, – продолжил Эдди. – Но в тот же день, когда Бауэре сломал мне руку, произошло еще кое-что. И это совершенно потрясло меня.
Эдди улыбнулся, думая: Да, потрясло... И это все, что ты можешь сказать? Что толку рассказывать, если все равно никогда не удается описать словами свои чувства. Будь это в книжке или в фильме, то, что случилось перед тем, как Бауэре сломал мне руку, навсегда перевернуло бы мою жизнь и все теперь было бы совсем по-другому. В книжке или фильме мне не нужно было бы держать в своей комнате целый чемодан таблеток, я никогда не женился бы на Мире, не таскал бы с собой этот трахнутый ингалятор. Да, в книге или фильме...
Вдруг все увидели, что ингалятор Эдди сам по себе начал кататься по столу. При этом он слегка погромыхивал, как мара-касы, как кости.., как смех. Докатившись до дальнего края, посередине между Беном и Ричи, он подпрыгнул в воздух и упал на пол. Ричи безуспешно попытался его подхватить, но Билл пронзительно завопил:
– Нне прикасайся!
– Шарики! – воскликнул Бен, и все они обернулись.
Теперь на обоих шариках, привязанных к прибору, красовалась надпись: «Лекарство от астмы вызывает рак!» Под этой надписью нарисованы ухмыляющиеся черепа.
Шарики с треском лопнули.
Эдди наблюдал за ними, ощущая, как во рту накапливается сухость, как грудь, словно под прессом, сдавливают знакомые признаки удушья.
– И ччто же с ттобой ссслучилось? – спросил Билл. Эдди облизнул губы, собираясь, но не осмеливаясь подняться и пойти за ингалятором.
Он вспомнил этот день, двадцатое, как тогда было жарко, как мать дала ему полностью заполненный чек, в котором не была указана только сумма, и доллар наличными – это его жалованье.
– Мистер Кин, – Эдди казалось, что его голос доносится откуда-то издалека. – Это был мистер Кин.
– Не самый приятный человек в Дерри, – сказал Майк, но Эдди, погруженный в собственные мысли, едва ли услышал его.
Тот день был жарким, но внутри помещения аптеки на центральной царила прохлада. Под потолком, обитым тонкой жестью, вращались деревянные лопасти вентиляторов, в воздухе ощущался приятный запах порошков и патентованных лекарств. В этом месте продавали здоровье – таково было твердое, хотя и невысказанное убеждение его матери. Внутренние часы Эдди были установлены на половину двенадцатого, и он нимало не сомневался в правоте своей матери в этом вопросе, как, впрочем, и во всех остальных.
Да, мистер Кин действительно положил всему этому конец, – подумал он с каким-то приятным негодованием.
В тот день мистер Кин вместо того чтобы, как обычно, отдать ему большой белый пакет с лекарствами и рецепт и посоветовать убрать его на всякий случай в карман, задумчиво посмотрел на Эдди и сказал:
– Зайди-ка
2
на минутку ко мне. Я хочу с тобой поговорить.
Эдди не сдвинулся с места. Он просто слегка испуганно смотрел, мигая, на мистера Кина. Внезапно ему показалось, что аптекарь решил, что он что-то стащил с прилавка. Входя в аптеку, Эдди всегда читал объявление, висевшее на двери и гласившее: "Воровство – это не забава, не развлечение и не подвиг! Воровство это преступление,и Вас ждет возмездие".
Эдди никогда не лелеял преступных замыслов, но при виде этого страшного объявления он всегда чувствовал себя виноватым – ему начинало казаться, что мистер Кин знает о нем что-то такое, о чем он сам даже не подозревает.
Затем аптекарь еще больше смутил его, сказав:
– Как насчет коктейля?
– Э-э...
– Дружок, за счет заведения. Я всегда выпиваю один коктейль в это время. Это добавляет сил, если тебе, конечно, не нужно следить за своим весом, а я бы сказал, что эта проблема не актуальна для нас обоих. Моя жена говорит, что я выгляжу, как натянутая струна. Вот твоему приятелю Хэнскому – ему нужно следить за своим весом. С чем ты будешь коктейль?