Т

Оба сыщика были крепкими усатыми мужчинами лет тридцати-сорока, с мясисто-брыластыми лицами любителей сосисок и пива, но один был лопоух, а другой с бакенбардами. Наряжены они были в клетчатые костюмы, намекающие на опасные приключения и спортивный образ жизни — вроде тех, что петербургские либеральные адвокаты надевают для воскресной автомобильной прогулки на острова.

— Покажитесь и вы, граф, — сказал сыщик с бакенбардами.

«Они явно что-то замышляют, — решил Т. — Однако людям следует верить даже тогда, когда они почти наверняка лгут. Я должен дать им шанс...»

Поднявшись из-за мертвой лошади, Т. показал сыщикам свои пустые руки. Тут же оба выхватили из-под своих клетчатых пиджаков по маленькому «дерринджеру» и навели оружие на Т.

— Руки вверх, граф!

Т. вздохнул.

— Господа, — сказал он, поднимая руки, — я, конечно, подчинюсь вашему требованию. Но как вы будете смотреть мне в глаза?

— В этом нет необходимости, — сказал Кнопф, выбираясь из кустов. — Вы мастер единоборств и должны знать, что при поединке со смертельно опасным врагом не следует смотреть ему в глаза. Надо глядеть в центр треугольника, образованного подбородком и ключицами.

На Кнопфе был такой же клетчатый костюм, как на его компаньонах — только лучше сшитый. Т. вдруг пришла в голову странная мысль: возможно, Кнопф, подобно морскому моллюску, размножался, отщипывая створками раковины крохотные куски своей плоти, которые затем обрастали собственной клетчатой оболочкой и становились почти неотличимы от родителя.

«Вот только ни один из них не прожил пока достаточно долго, — подумал Т., — чтобы выяснить, становятся они в конце концов точно такими как Кнопф или нет. И эти вряд ли проживут...»

Видимо, что-то недоброе отразилось на его лице. Лопоухий сыщик занервничал, помахал в воздухе дулом короткого пистолета и сказал:

— Предупреждаю — ни одного двусмысленного движения!

Т., не опуская рук, попятился от мертвой лошади.

— Позвольте, господа, — сказал он, — откуда мне знать, какие движения вы находите двусмысленными? Это зависит от вашего воспитания, социального класса и обстоятельств жизни.

— Подстрелим как куропатку, — грозно сказал лопоухий. — Лучше и не пытайтесь.

— Я безоружен и не представляю опасности, — ответил Т. — Опасность, как говорят китайские мудрецы, внутри вас самих.

Т. пятился значительно медленнее, чем сыщики шли в его сторону, и было понятно, что он никуда не уйдет. Но презрительная улыбка на его лице явно действовала им на нервы. Клетчатые господа решительно прибавили шагу.

— Не слушайте его, — сказал Кнопф, — не хватало только... Стой! Назад!!

Но было уже поздно — лопоухий тронул ногой натянутую над дорогой бечевку.

В окне кирпичного барака сверкнуло, грохнуло, и вихрь картечи сбил обоих сыщиков с ног. Удар был такой силы, что несчастных оторвало от земли перед тем, как швырнуть о дорогу, словно они были кеглями, в которые попал невидимый шар судьбы. Лопоухий сыщик умер мгновенно; второму выворотило из сустава левую руку — но он был еще жив, когда повалился в окровавленную пыль.

Т. повернулся к Кнопфу. Тот поднял пустые руки и даже растопырил подрагивающие пальцы.

— Запасного пистолета у меня нет, — сказал он. — Однако вы продолжаете меня ужасать, граф. Кви про кво. Не так, так эдак.

— Знаете, — сказал Т., — мне это совсем недавно говорила одна лошадь. Которая, если разобраться, приходится вам родной сестрой, так что в этом мало удивительного. Вот только она переводила это выражение иначе.

— Лошадь? — ненатурально удивился Кнопф, потихоньку отходя в сторону, — да что вы говорите... Удивительно, граф, что лошади до сих пор о чем-то с вами разговаривают. Знакомство с вами обыкновенно оказывается для них фатальным.

— Не лгите, Кнопф, не со мной, а с вами. Больше того, знакомство с вами чаще всего оказывается фатальным и для людей...

Кнопф перемещался так, чтобы заставить Т. повернуться спиной к своим поверженным компаньонам. Т. заметил это и усмехнулся. Сняв с головы соломенную шляпу, он, не оборачиваясь, кинул ее назад. Шляпа прошелестела над дорогой, и стальной диск, скрытый между ее полями, врезался в горло сыщику с бакенбардами, который, привстав на локте, из последних сил целился в Т. из своего «дерринджера». За миг до того, как лезвие перебило сонную артерию несчастного, Т. крикнул:

— Поберегись!