Кошачье кладбище

А зачем, собственно, возвращаться в Ладлоу? Луис проехал через Бангор, остановился у гостиницы «Для тех, кто в пути». Она находилась рядом с аэропортом. Да и до кладбища, где покоился его сын, рукой подать. Луис отметился, как Ди Ди Рамоне, и опять заплатил за номер наличными.

Нужно вздремнуть, набраться сил. Рано поутру, как выразился кто-то из викторианских авторов, «нас ждет безумная работа, ее б хватило на всю жизнь».

Но мозг не хотел отключаться.

Не смыкая глаз, Луис валялся на неприветливой гостиничной постели, разглядывая гравюру на стене: невыносимо живописные суда в доках невыносимо живописной старой верфи близ невыносимо живописной бухты в Новой Англии. Луис не раздевался, лишь снял ботинки, выложил на тумбочку бумажник, мелочь и ключи. Руки закинул за голову, душу все еще овевал недавний смертный холодок. Сейчас для него не существует ни родных, любимых людей, ни привычных мест, ни работы. И гостиница могла бы оказаться какой угодно и где угодно: в Сан-Диего, Дулуте или Бангкоке. И он сейчас не существует ни для кого и нигде. Мелькнула молнией причудливо жуткая мысль: а ведь сына он увидит раньше, чем свой дом, раньше близких.

Снова и снова возвращался он к своему плану. Рассматривал и так, и этак, нет ли где слабинки. Он чувствовал, что разум ведет его по узкой-узкой тропе над пропастью безумия. И повсюду кругом распустили черные крылья ночные стервятники — охотники за его меркнущим разумом, золотом разгорелись их глаза. И с каждым шагом мрак все гуще и гуще.

Далеким эхом прозвучали слова Тома Раша: «О, смерть, осклизлыми руками моих колен коснулась ты… Сейчас за матерью моею пришла ты… Скоро ль мой черед?»

Безумие. Страшная бездна, черное хищное крыло, простертое над ним.

И узкая спасительная тропинка. Он еще раз восстановил в памяти все подробности своего замысла.

Сегодня около одиннадцати вечера раскопает могилу сына, извлечет тело, завернет в брезент, положит в багажник машины. Закроет гроб, восстановит могилу. Потом доедет до Ладлоу, вытащит тело сына и… совершит небольшую прогулку. Да, назовем это прогулкой…

Если Гейдж вернется, возможны два варианта. Первый: Гейдж останется прежним, может, слегка заторможенным или поглупевшим, пусть даже умственно отсталым, но все же — прежним, его и Рейчел родным сыном. Хотя и теплилась надежда, что вдруг — чего только не бывает? — вернется Гейдж целым, невредимым и душой и телом.

Вариант второй: из леса к его дому выползет страшилище. Луис допускал, что телом его сына (которое уже покинула душа) могут завладеть темные силы, злые духи, бесы.

В любом случае, он останется с сыном наедине. И тогда…

…ПОСТАВИТ ДИАГНОЗ.

Да, именно так он и поступит.

ПОСТАВЛЮ ДИАГНОЗ НЕ ТОЛЬКО ТЕЛЕСНОМУ, НО И ДУШЕВНОМУ СОСТОЯНИЮ. УЧТУ, КОНЕЧНО, ПОСЛЕДСТВИЯ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ. У НЕГО МОЖЕТ БЫТЬ ПСИХИЧЕСКАЯ ТРАВМА, НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, ПОМНИТ ОН ИЛИ ЗАБЫЛ, КАК ВСЕ ПРОИЗОШЛО. УЧТУ ОПЫТ С ЧЕРОМ, БУДУ ГОТОВ К ЗАТОРМОЖЕННЫМ РЕАКЦИЯМ. БУДУ НАБЛЮДАТЬ СЫНА ОТ СУТОК ДО ТРЕХ И РЕШУ, МОЖЕМ ЛИ МЫ ВЕРНУТЬ ЕГО В СЕМЬЮ. И ЕСЛИ ЖЕРТВЫ ПОКАЖУТСЯ МНЕ ЧРЕЗМЕРНЫМИ, ЕСЛИ ГЕЙДЖ ВЕРНЕТСЯ ТАКИМ, КАК ТИММИ БАТЕРМАН — СРЕДОТОЧИЕМ ЗЛА, — Я УБЬЮ ЕГО.

Как врач, Луис чувствовал, что способен и на такое, окажись Гейдж лишь вместилищем темных сил. И рука не дрогнет, как бы ни взывало к его милосердию это переродившееся существо. Убьет, как крысу, зараженную бубонной чумой. И никаких слез, причитаний! Или — в крайнем случае — сделает укол. У него в чемоданчике есть морфин. А назавтра ночью он отвезет бессмысленный, как кусок глины, труп обратно на кладбище и снова захоронит, разумеется, если удача улыбнется ему и во второй раз (А КТО ТЕБЕ СКАЗАЛ, ЧТО И В ПЕРВЫЙ-ТО РАЗ ПОВЕЗЕТ? — осадил он необузданное воображение). А что, если удовольствоваться Кошачьим кладбищем? Нет, сына он там не похоронит. И причин на то много. Лет этак через десять-двадцать какой-нибудь мальчуган может наткнуться на останки — чем не причина. Но важнее другая, самая простая и очевидная. Кошачье кладбище… слишком близко.

Ну а предав сына земле, он тут же вылетит в Чикаго, к семье. И ни Рейчел, ни Элли так и не узнают о неудавшемся опыте.

Однако манит и увлекает другая возможность, на которую так уповает любящее отцовское сердце. Вместе с Гейджем они (после, скажем, трехдневного «испытательного срока») уедут из дому под покровом ночи. Он захватит все документы — чтобы в Ладлоу никогда не возвращаться. Заночуют в гостинице, может, в этой же самой, где он сейчас валяется на кровати. А поутру снимет в банке все деньги (возьмет либо наличными, либо чеками на предъявителя) и вместе с Гейджем махнет куда-нибудь подальше, хотя бы во Флориду. Оттуда позвонит Рейчел, накажет ей и Элли немедленно вылетать к нему (не сообщая о месте родителям). Жену, пожалуй, удастся убедить. РЕЙЧЕЛ, ВСЕ ВОПРОСЫ ПОТОМ. НЕМЕДЛЕННО ВЫЛЕТАЙ. СЕЙЧАС ЖЕ, СИЮ ЖЕ МИНУТУ.